- Расскажите, как вы познакомились?

- М. Т.: О, об этом у нас любит рассказывать Кайып Оторбаевич.

- К.О.: Мы познакомились очень давно, где-то в 1948 - 1949 годах. Мария училась в медицинском институте, а я педагогическом. Она ходила на учебу по улице Белинской до медицинского института. Иногда мы встречались по пути. Но мы знали друг друга, поскольку моя сестра Акима Оторбаевна Джолдошева и брат Марии Касымкул Токотогулович Нанаев довольно тесно общались. Это были выдающиеся для своего времени люди, из первого выпуска Кыргызского государственного педагогического института, который потом был преобразован в университет. Они оба работали преподавателями. Я с сестрой был как-то даже в гостях у брата Марии, они жили около университета в двухэтажном здании. Так что мы с Марией были шапочно знакомы и здоровались при встрече. Но однажды произошло что-то необычное. Я шел на почту за выплатой для участников войны ( тогда нам платили деньги) и вдруг увидел, как навстречу мне идет Мария Токтогуловна. Она была такая, что я подумал: вот это да!

- Такая красивая была?

К.О.: Знаете, разумеется, я ее раньше видел, но именно в тот день случилось нечто такое, что вся ее красота светилась, раньше я ее такой не видел (смеется). А еще на ней было чудесное макинтошевое пальто, волосы так хорошо были причесаны. Такая красота во всем, что я был сражен навсегда…

- То есть у Вас чувство любви в этот момент зародилось?

- К.О.: Да, сразу и именно в тот момент. Мы постояли, поговорили. Ну и потом стали иногда встречаться. Но в том же году сразу после окончания медицинского института она уехала учиться в аспирантуру в Москву.

- М.Т.: Но он мне уже успел сказать к тому времени : «Знаешь что, Мария, я хочу предложить тебе руку и сердце».

- И как вы отреагировали?

- Я сказала: «Нет, я уезжаю в аспирантуру. Если ты захочешь, то тоже приезжай в Москву учиться дальше», - потому что он был на последнем курсе, ему еще год оставалось до окончания вуза.

- А он Вам нравился как парень?

- М.Н.: Ну, я не могу сказать, что не нравился. Нравился, но, понимаете, у меня совсем другие были цели, совсем другой настрой, я о замужестве даже и не думала.

- Сколько лет Вам было тогда?

-М.Н.: Когда в 49-м году я закончила наш мединститут, мне было 22 года. Среди тех, кто со мной уехал в Москву было много девушек одного со мной возраста, но замужних не было.

- Вы продолжали общаться с Кайыпом Оторбаевичем после отъезда?

- М.Т.: Что интересно, мы не переписывались, никаких связей между нами не было, ничего общего. Я уже год отучилась в аспирантуре Московского мединститута №2. И вдруг мы снова встречаемся с ним в Москве. Проозошло это в нашем посольстве, постпредстве, как мы тогда называли. Постпредство возглавлял товарищ Казангапов, который чрезвычайно любил Кайыпа. У Кайыпа была масса поклонников и, чего уж скрывать, поклонниц. Хотя он мне и говорил, что влюблен только в меня, но сам пользовался очень большим успехом у девушек, поскольку был настоящей футбольной звездой. Все старшие поколения помнят, как кричали на трибунах: «Кайып, Кайып!». Известность у него была огромная. Его все любили. Из Фрунзе тогда часто приезжали старшие товарищи, ответственные работники, которые привозили нам, студентам, материальную помощь. Казангапов первым делом звонил к Кайыпу, который жил возле Белорусского вокзала с тремя ребятами, и просил сообщить об этом всем нашим аспирантам. Так мы и встретились с ним снова, и знакомство наше продолжилось.

- Кайып Оторбаевич тоже в аспирантуру приехал?

- М. Т.: Да. Но, знаете, нам обоим аспирантура дорого досталась в плане преследования. Муж сестры Кайыпа Акимы Оторбаевны, Токчоро Джолдошев, первый нарком народного образования Киргизии, был расстрелян в 1935. У меня отец был сослан как бай-манап. Все это нам аукнулось. Но это другая история.

- Вы начали снова встречаться?

- М.Т.: Да, но поначалу как друзья. У нас были чисто товарищеские отношения безо всяких планов на женитьбу.

- То есть с Вашей стороны не было сильной любви?

- М.Т.: Мне вообще было не до этого. Я ставила своей целью получить образование. Это было главным. Мама у меня безграмотная была, мой брат содержал пятеро своих детей, маму, неработающую жену. Он не мог мне помогать. Я на свои 68 рублей стипендии старалась что-то им отсылать и как-то еще жить, одеваться и на билеты на обратный путь откладывать. Так что я надеялась только на себя и прекрасно понимала, что мне обязательно нужно получить образование. Это было важнее всего.

- Неужели вы совсем не интересовались романтической стороной жизни?

- М.Т.: Нет, даже когда мы встретились с Кайыпом в Москве, и он мне напомнил о нашем разговоре, я ответила: «Мне нужно получить образование, и ты сейчас поступаешь, поэтому основная наша цель – учеба. Будем думать о своей профессиональной будущности». Я закончила аспирантуру досрочно. 22 сентября 1952 года защитила кандидатскую, и меня оставили стажером на кафедре фармакологии 2-го Московского мединститута им. Пирогова. Я согласилась, потому что Киргизию тогда никто не знал, были известны грузины, узбеки, и тут я, какая-то киргизка, работаю преподавателем в Московском вузе, это для меня было очень престижно. И между прочим, по специальности фармакология я работаю уже 56 лет. Мне повезло, что моими руководителями стали академик Скворцов и профессор Валентина Васильева. Она в то время была представителем ООН. Валентина Васильевна очень заботилась обо мне, когда она ездила за границу, то обязательно привозила мне какие-то вещи, то кофточку, то платье. На кафедре меня звали Марусей.

- А как за вами ухаживал Кайып Оторбаевич?

- М.Т. Ну как ухаживал? Культурно очень ухаживал. Это не то, что там целоваться лез или что-то другое. Мы говорили на самые разные темы. Чувствовалось, что он очень хорошо ко мне относится, и я чувствовала, что это не просто знакомый. Остальные ребята тогда уже не могли ко мне даже подойти, потому что знали, что за мной ухаживает сам Кайып.

- Они боялись его?

- М.Т.: Не могу сказать, что боялись, но к Кайыпу было очень уважительное отношение.

- А вы до него не дружили с парнями?

- М.Т: Нет, ни с кем я до него не встречалась. Может быть, и были на курсе ребята, которые ухаживали, вот, кстати, учился у нас Саралинов Сафар. Когда мы уже поженились, я пригласила домой ребят из группы, и он не пришел, я спросила: «Почему?», он сказал: «А вдруг это будет неприятно Кайыпу?» Очень скромный был человек. Он так и не женился.

- А когда у вас появилось ответное чувство к Кайыпу Оторбаевичу?

- М.Т.: Мы встречались, ходили в театр, в кино, все знали, что мы дружим. Но я ему однозначно сказала, что поженимся только тогда, когда он защитится и приедет во Фрунзе. Вот такие были ориентиры. Тогда мы о плохом не думали. О так называемом сексе разговора даже не было. За руку было страшно взяться. Я даже не помню, когда он меня в первый раз поцеловал.

- Кайып Оторбаевич, а у вас чувства не проходили в течение такого долгого времени?

- К.О.: Наоборот, усиливались.

- Неужели, вас не пугало, что Марья Токтогуловна была такая целеустремленная и жестко нацеленная на карьеру?

- К.О.: Нет, что вы. Наоборот, мне было интересней. Меня это подталкивало. Я влюблялся все больше и больше. Во-первых, ее красота меня восхищала, во вторых, ее человеческие качества, то, как она относилась к людям. Она была очень популярная и безумно нравилась многим. Надо было удерживать ее, соперничать, опережать других.

- Цветы дарили?

- М. Т.: Нет, тогда цветы не дарили. Когда мы получали деньги, то первым делом шли в ресторан «Узбекистан», потому что там была наша еда: манты, лагман. Никому в голову не приходило уединяться. Мне он нравился тем, что он умнейший человек. Как-то мы были в гостях у проф. Васильевой, и она мне сказала: «Маруся, человек он умный, образованный толковый, и ты не очень рыпайся».

- А вы что, хотели «рыпаться»?

- М. Н.: Нет, но конкретных планов не строила. А его все полюбили и на кафедре, и все знакомые. Я жила недалеко от парка Горького, он приезжал ко мне, мы ходили в парк, в кино, на танцы. Танцевали вальс, танго, фокстрот. Чаще всего посещали Большой театр, сидели, правда, на галерке. Но это было неважно. Так и дружили мы с 1948 года по 1954 год. Мы не то чтобы друг без друга не могли, такого не было, мы как-то реально смотрели на наши отношения. И о дне женитьбы разговор долго не возникал.

- И как же это произошло?

- М. Т.: Мой брат и сестра Кайыпа были тем фундаментом, на котором и состоялась наша семья. То есть со стороны родственников было полное одобрение еще задолго до нашего решения. Они все однозначно выступали за наш брак. Я защитилась, начала работать, он защитился в 1953 году, я вернулась в Бишкек, потом он вернулся, и еще почти год мы встречались. Мне было уже 27 лет, когда я вышла замуж.

- Все- таки это поздний возраст для тех лет.

- М. Н.: 28 января моей внучке исполнилось 24 года. Я спрашиваю ее, когда замуж, она говорит, апуля, я выйду также как ты. А я в ее возрасте все больше о своей профессиональной деятельности пеклась. Знаете, может, это потому, что у меня были подруги в мединституте, отцы которых занимали хорошие должности, материально были обеспечены, а я жила достаточно трудно. Когда я поступила в 1944 году в мединститут, жена брата с детьми и мамой находились в Мерке, брат был на фронте, а я жила не в общежитии, а на квартире директора третьей школы Веры Петровны Пушкиной, в сером доме на старой площади. Я убирала у них и готовила.

- Они платили вам?

- Нет, но они мне давали крышу, и я с ними ела. Жизнь у них позволила мн получить понятия о цивилизованном общении и воспитании. Я узнала не только кыргызский уклад, но и русский. Все это было школой для меня, и вывод я сделала такой: самое важное - твердо стоять на собственных ногах.

- Так, а что же женитьба? Что было дальше?

- М. Н.: Когда Кайып вернулся во Фрунзе, то сказал мне: ты уже работаешь, как и хотела, преподаешь на кафедре. Цели своей добилась, мне обещала, что после этого мы определимся. Что будем делать? Я подумала, шила в мешке не утаишь. И надо принимать решение.

- К.О.: Да уже и возраст требовал свое, мне З3 год уже пошел.

- М. Н.: Ну, в общем, поговорили мы с ним, дома я сказала об этом жене брата, но не брату, потому что он был очень строгий. Кайып сказал Акиме Оторбаевне, она пришла к нам, обговорили все с моими родственниками. И все. Свадеб таких больших не было раньше, все отметили дома, скромно. Раньше мы жили на улице, которая сейчас им. Султана Ибраимова называется, там, где магазин «Комфорт». А муж жил с мамой, сестрой и ее дочкой в двухкомнатной квартире на Дзержинского – Боконбаева ( в прошлом ул. Лагерная). Я переехала к ним. Рядом с нашей дверью была дверь в столовою. Воды не было, но я никогда не пользовалась при стирке арычной водой, а ходила к колонке, там где сейчас гостиница Бишкек, и где, в основном, русские тогда жили, они меня называли девочкой, потому что несмотря на мои 28 лет выглядела я очень молодо. С фигурой мне повезло, я не толстела никогда. Они меня спрашивают: «Девочка, а почему ты каждый день стираешь? На кого ж ты так работаешь?» Я говорю, я ни на кого не работаю, а стираю на свою семью. Жили мы в нашей квартире так: в одной большой комнате жила Акима Оторбаевна с дочкой Чолпон (она в МГУ потом училась) и моей свекровью, а мы с Кайыпом в маленькой комнате, где из мебели стояла одна кровать. Между двумя этими комнатами располагался коридорчик, в котором стояла керосинка и примус - на нем мы готовили. Но в семейной жизни мне было не трудно. Я с детства привыкла к работе по дому. Стало немного сложнее, когда в 1955 году родился мой старший сын Джоомарт. Он был очень болезненным мальчиком.

- Мария Токтогуловна, вы работали все время, без перерывов?

- М. Н.: Да, я все время работаю. Почти 57 лет я проработала на одном месте, возглавляла кафедру фармакологии в Медакадемии, и только последние пять лет я преподаю еще в КРСУ на медицинском факультете.

- В семейной жизни были ссоры?

- М. Н.: О, мы какое-то время очень много ссорились. Кайып Оторбаевич стал очень ревновать меня после свадьбы. Хотя до замужества он был тише воды, ниже травы, потому что ему надо было жениться на мне.

- А вы его не ревновали?

- М. Н.: Ну, куда я уже делась бы? У меня уже было двое детей. Я замужем не ревновала, по крайней мере, меньше, чем когда он был холостой. Я уже говорила, что у него много было поклонниц, особенно русских девушек. Хотя все это вроде не затрагивало наши отношения, но поклонницы были всегда.

- А почему вы ревновали Марию Токтогуловну, Кайып Оторбаевич?

- К.О.: Потому что ухаживали за ней, обращали на нее внимание.

- Удивительно, что ваш супруг ревновал и при этом позволял работать.

- М.Т.: Он знал, чего я стою в своей профессии, он был знаком со всеми моими коллегами , и ему все говорили: «Кайып, держись за нее».

- К. О.: Это они тебе говорили: «Мария держись за Кайыпа». ( смеется, ред.)

- М.Т.: Ну то, что он всем нравился - это однозначно. Он прошел войну, был знаменитым футболистом, его даже приглашали в московский Спартак, он год там играл в 47 году и материально был независим.

- К. О.: Я студентом больше преподавателей получал за футбол, в Спартаке мне платили сумасшедшие по тем временам деньги - 500 рулей. А потом я играл за наш завод Ленина, директором этого завода был генмайор Шевченко, а секретарем партийной организации - Белоус. Они хотели, чтобы завод прославился на спортивной стезе, и пригласили меня как одного из лучших футболистов. Платили мне 800 рублей в месяц, еще и столько же премиальных. В общем, порядка 2000 рублей получал.

- Так вы богатейшим человеком были по тем меркам.

- К.О.: Да, я был богатым человеком. И Мария как кандидат наук хорошо зарабатывала.

- М. Н.: Несмотря на это с финансами было немножко туговато. Во-первых, у нас было две семьи. Кайыпа и моя. Своим я помогала и тогда, когда 68 рублей стипендии получала. У Кайыпа его сестра Акима Оторбаевна работала, но она отдавала зарплату дочке. И, во-вторых, мы ведь с нуля начали, у нас ничего не было.

- А кто финансами управлял в семье?

- К.О.: Я все с самого начала отдавал жене.

- А мама ваша как реагировала на это?

- М. Т.: С мамашей, кайн эне, у нас были очень хорошие отношения, мы жили душа в душу, она была чистюля в высшей степени. Единственный момент, когда мы немножечко столкнулись, случился после рождения Джоомарта. У нас же только один примус, я тороплюсь своему сыну еду готовить, а мама своему. И каждый раз она мне говорила: «Сенин балан Джоомарт, менин балам Кайып». Тем не менее, мамаша его была очень спокойная. Семью я его давно знала, они благословляли нас на семейную жизнь.

Только одно меня огорчило в день, когда мы поженились. Мы тогда пригласили домой знаменитого комузчи Усенбаева, еще нескольких аксакалов, решили, что они меня будут провожать, и в этот же день у Кайыпа было партсобрание, на котором он снова получил выговор.

- Почему выговор и почему снова?

- К.О.: Я уже говорил, что муж моей старшей сестры нарком Джолдошев был расстрелян, как враг народа. На фронте, где я был зенитчиком и сбивал самолеты, руководство рекомендовало меня в партию. Я написал в автобиографии, что воспитывался в семье контрреволюционера и врага народа. Комиссар полка и комиссар дивизии сказали мне: «Знаешь, убери это дело, ты сейчас проливаешь кровь, рискуя своею жизнью, защищаешь родину, и мы на льготных условиях, как особо отличившегося, принимаем тебя в партию». Ну, я и убрал этот факт из автобиографии. И мне это аукнулось, когда я учился в аспирантуре, в Москве. Вот–вот предстояла защита, когда из Киргизии на 15 листах написали анонимное письмо на имя Лаврентьева и Берии о том, что я воспитывался в семье врага народа. Начали проверять, и за то, что я скрыл на войне этот факт, мне объявили строгий выговор с занесением в учетную карточку. Но позже, когда я уже защитился, на бюро ЦК Киргизии Раззаков снял этот выговор. Впоследствии я занимал много руководящих постов, стал член-кором, потом академиком, директором института экономики, ректором КГУ. А добрые люди все писали. Снова строгий выговор, но, тем не менее, я продолжал работать. Все эти происки не помешали мне прожить хорошую, счастливую, полноценную жизнь. Вся моя жизнь отдана спорту, науке, а самое главное – Марии Токтогуловне. Она у меня командующая во всех отношениях.

- Случались ли у вас типичные кыргызчылыкские межродственные конфликты, с взаимными попреками, обвинениями?

- М. Т.: Нет. У меня вообще такой подход в жизни: из уклада любой семьи можно что-то полезное для себя взять. Обстоятельства меня приучили к тому, что должен быть порядок во всем образе жизни, во всех мелочах. Вот, например, часто наблюдала в гостях, как жены высокопоставленных людей положат себе в тарелку всего и помногу, а потом не доедают и оставляют. Я все время делала и делаю замечание, берите столько, сколько можете скушать. А началось это с того, что Кыйып Оторбаевич приехал из Англии в 1961 году, и стал, как там принято, начисто хлебом тарелку вытирать. Я это сразу переняла. Еще очень не люблю, когда сидит рядом супруг, и на тарелке у него косточка недоеденная, надкусанные куски, ну, можно же заменить тарелку. Ведь из таких мелочей складывается весь строй жизни и общая семейная культура. Когда я на Дзержинке жила с семьей мужа и каждый день стирала, у нас были соседи. В этих семьях мужья были академиками, большими начальниками, а их неработающие жены никогда не стирали и не сушили белье во дворе, все отдавали в стирку. Помогло ли им это, когда мужья теряли должность? Моя рабочая закалка не позволила мне растеряться в браке и пригодилась в жизни, благодаря ей, я до сих пор в тонусе.

- А что вам не нравилось в вашем муже?

- М. Н.: Мой Кайып - умнейший человек, но он был немного ленивый. Когда он работал в АН можно было плодотворно заниматься наукой. Вот мы, бывало, с Аким Оторбаевной встанем перед ним на кухне и давай его ругать: «Что тебе мешает написать докторскую?» Он тогда был кандидатом. И мы его каждый божий день пилили: давай, пиши, защищайся. Я выдвигала даже такой аргумент, мол, ты мне препятствуешь защитить докторскую тем, что сам не защищаешься. У него, конечно, были большие успехи организаторского плана. Его знали здесь и в Москве, но нам хотелось, чтобы он и в науке не отставал. Наконец, в 1971 году он защитил, причем, очень успешно, докторскую диссертацию.

- К. О.: Да. Были одни похвалы. Огромную роль сыграла здесь Марья Токтогуловна. Не защищался я долго потому, что большая организаторская работа всецело меня занимала. Вести такую работу было очень сложно.

- Марья Токтогуловна, а на бытовой почве у вас были конфликты?

- Нет. Никогда. Он в этом отношении абсолютно не мелочный, не жадный, в быту с самого начала командовала я, и он всегда со мной соглашался. В начале семейной жизни, когда мы жили на Дзержинке, у нас была одна металлическая кровать с сеткой. И хотя он получал колоссальные деньги, у нас не было возможности быстро изменить домашние условия. Я уже говорила, что все пришлось начинать с нуля.

- А наряды, косметика, украшения вас интересовали?

- М.Т.: Нет, совершенно не интересовали. Косметикой я по сей день не пользуюсь, даже студентам говорю: тени отрицательно действуют на глаза, такие заболевания как катаракта, глаукома помолодели, потому что нет природной необходимости в использовании косметики.

- И вам было неинтересно наряжаться?

- М. Н.: Я имела все, что хотела, он мне ничего не запрещал и не утаивал, но с самого начала стремления одеваться в пух и прах не имела. Мы всегда все покупали вместе, обязательно обсуждали, советовались и только потом делали приобретения. Знаете, я всегда больше беспокоилась об Акиме Оторбаевне, об апуле - моей кайн эне, о своей маме. Когда зять Кайыпа был в силе, при должности, он был очень популярным. Жили они при нем очень хорошо, много чего имели. После его ареста вся семья долгое время жила за счет всей этой посуды, мебели, украшений. Но к тому времени, когда я вышла замуж за Кайыпа, ничего уже не было. Они жили очень просто. Нам с Кайыпом хотелось, чтобы у них были нормальные условия. Поэтому все наши бешеные деньги уходили на жизнь. Мы заранее ничего не планировали... Материальная ситуация обострялась тем, что Джоомарт у нас родился очень болезненным ребенком. У него был коклюш, потом началась бронхиальная астма, и мы с ним ездили по многим регионам страны. Лечились в Ленинграде, Прибалтике, на Западной Украине. Младший сын Чагатай оставался в эти периоды с Аким Оторбаевной. У нас не было стремления быть впереди всех в богатстве, важно было поддержать старших. Мы помогали и моим родственникам Нанаевым, потому что они в это время все учились. Таким образом, свою первую хорошую мебель мы приобрели тогда, когда Кайып уже был членкором Академии наук, а я была уже профессором.

- Получается, вы всегда кого-нибудь тянули?

- М. Н.: Конечно, а как же иначе? Это же родственники. Когда встали немного на ноги, и Кайып Оторбаевич защитил докторскую диссертацию, мы, впервые, в декабре 71 года, поехали в круиз по Средиземномку морю, 8 государств объехали.

- На что вы больше всего обижались?

- М. Н.: На его ревность, неприятна была мне это ревность. Причем, это только в гостях происходило. Дома не было такого никогда. Я никогда не жаловалась никому. Только Акима Оторбаевна немного знала о наших ссорах. Ревность у него была очень большая. Я даже уходила из дома. Впервые об этом говорю открыто. Что уж теперь... Подругам я не рассказывала ничего, потому что жизнь меня научила, что подружки все до поры до времени подружки. Они погладят сначала, а потом так укусят сплетнями. И своим родственникам я не могла сказать. Мой брат, когда узнал, что я ушла из дома, сильно возмутился: «Мария жинди би, эмне Кайыпты капа кылат?» Ну, я и не рассказывала им, потому что знала о такой реакции. Кайып, конечно, искал меня, извинялся, он это умеет красиво делать. Мне стало жалко детей, его стало жалко, он хороший человек. Помирились. Но это, пожалуй, самые большие конфликты. Конечно, со временем он стал каждое мое слово воспринимать как закон.

- А разве так было не с самого начала?

- М. Н.: Ну, в общем-то, так и было. Он, например, никогда не вмешивался в материальные вопросы, домашние дела. И он мне очень помог в карьере. Когда он защитил докторскую, то семь лет, каждую неделю, возил меня в Тео Ашуу, где я делала исследования для своей докторской диссертации, Джоомарта я брала с собой, ему был полезен горный воздух. Семь лет, каждую пятницу. Не каждый муж на такое способен ради карьеры жены. Таким образом, благодаря ему, я защитила докторскую. Вот такие моменты скрепляют, сплачивают семью. Мы абсолютно друг друга поддерживали в карьере. Это однозначно. Я эту готовность помочь мне заметила еще в Москве в аспирантуре. Он мою кандидатскую диссертацию полностью оформил, начертил всякие там графики, таблицы. То есть, еще не поженившись, мы чувствовали друг в друге сильную поддержку, причем, не столько материальную, сколько моральную. Понимаете? Это важно не только для отношений мужа и жены, но и для детей. В будущем их отношения будут строиться на наших примерах. Я всегда говорю: у алкаша сын алкаш. Почему у нас дети успешные? Потому что они видели, как мы оба трудимся, и как мы помогаем друг другу. Джоомарт в отца пошел, внешне на меня похож, но, как я всегда и хотела, головой он пошел в отца.

- Ну, у вас же тоже светлая голова.

- М. Н.: Я всегда ставлю на первое место Кайыпа. И всегда говорю, обижайтесь на мужа только тогда, когда никто не видит, кроме вас двоих. Не делайте это при детях и не вовлекайте родственников. Если в семье поссоритесь, то скоро уже помиритесь, но если девочки будут жаловаться родителям в это время, то они невзлюбят зятя на всю жизнь. Я с самого начала поняла, что он за человек. Он терпел, ждал, невзирая на мои условия, на годы, которые шли и шли, несмотря на мою карьерную устремленность. Но вот только ревновал меня, потому что боялся, наверное, не любил, когда смотрят на меня. Были у нас ссоры, но я знала, что я сама согласилась жить с ним, и значит, я должна терпеть. Характер у меня такой: я все прямо выскажу, а через некоторое время уже отхожу, а он, наоборот, не высказывал. Да и вообще, он особенно говорить не любит. Красивое у него все внутри. И хорошо, что это перешло к детям.

- Он вас жалел?

- М. Н.: Не то слово, даже чрезмерно. Знаете, если нет взаимной жалости, то и семьи нет. Это секрет семейного счастья. Сейчас я больше делаю замечаний, чем раньше. Это возрастное, но также, как раньше, быстро отхожу. Я шутя ему говорю: «Я тебя выдержала по молодости, теперь ты меня выдерживай». Мы не идеальные. У каждого есть недостатки, но мы всегда жалели и жалеем друг друга.

- Кроме ревности ведь ничего такого тяжелого, разрушающего не было…

- М. Н.: Тяжело мне с ним никогда не было.

- Кайып Оторбаевич, а вы как считаете, в чем секрет семейного счастья?

- К. О.: Взаимная любовь и доверие, конечно. Но главное - постоянное стремление сделать лучше своей семье, постоянно что-то придумывать для улучшения жизни, быта, настроения своей семьи. Стараться сделать так, чтобы твои дети были счастливы и обеспечены.

- А кто главным должен быть в семье?

- К. О.: В хозяйстве – женщина. Но знаете, на каком-то этапе жизни меня домашнее хозяйство совсем не интересовало вообще, а сейчас я не могу без него обойтись. Все время стараюсь чем-то помочь, думаю, как сделать, чтобы жизнь у нас с Марией была более менее комфортной.

- Отношения с родственниками, с друзьями вы определяли, Марья Токтогуловна?

- М. Н.: У нас родственников было немного. Его сестра, его мама и дочь. Моя мама, брат и его семья. Глупо было бы между собой ссориться. Мы все были очень дружны. А друзья? Если мне не нравились какие-то люди, то я отдалялась. Мы с Кайыпом дружили не по возрасту. С более старшими. Я считаю, все в жизни надо уметь выдерживать и поменьше иметь друзей – завистников.

- А вам завидовали?

- М. Н.: Не сомневаюсь. Считали, что Кайып такой хороший, такой успешный достался мне незаслуженно. Ревностно относились к нашему счастью семейному. Особенно, когда ребята наши подросли, защитились. От завистников одна защита – держаться подальше.

- А как вы считаете, какой у вас самый главный недостаток, и, наоборот, какие черты вашего характера помогли состояться вашей семейной жизни?

- М. Н.: Я слишком прямолинейна. В лицо говорю, что думаю о человеке и его поступках, а потом сама стараюсь не общаться. Но есть у меня большое достоинство – я хороший организатор, среди моих друзей медиков есть академики, профессора, доценты, я всегда стараюсь помочь им в организации каких-то мероприятий.

И я терпелива. В этой квартире с нами несколько лет одновременно жили: мама Кайыпа до самой смерти, его сестра и моя мама Сайна. Я забрала ее, когда умер мой брат, ей было 94 года. Мы заранее обговорили все. Кайып однозначно был за. Да она и любила его больше меня. И вот в этой квартире мы все вместе проживали. Я за ними ухаживала. У мамы был перелом бедра, и мы сделали маленький столик, чтобы она могла на полу кушать, я поднимала ее с кровати и вела на кухню. Когда меня не было дома, она не вставала. Кайып приходил в обед и кормил ее прямо в кровати. А у меня были свои маленькие хитрости, например, я постираю белью в пятницу, а в субботу у меня лекции, а Кайып по субботам не работал. Так он все выглаживал, пока меня нет, и по сей день он гладит. Бабушка Сайна, моя мама, видя эти фрагменты, ругалась, «Жанагы Мария, жинди, эштеге кылбайт, кир жууган Кайып, утюктогон Кайыпбай, тамак бышырган Кайыпбай». Вот так она обо мне, своей дочери, говорила (смеется, ред.) Его мама прожила с нами три года, а бабушка Сайна 6 лет, она умерла в сто два года.

- Какие годы для вас самые счастливые?

- К.О.: Когда дети родились и встали на ноги, в этом отношении тьфу, тьфу, тьфу, мы довольны и сыновьям, и внуками. Джоомарт сейчас в серьезной организации работает. У него вообще другое отношение к жизни, другие понятия. Всем нам было странно, когда будучи вице-премьером, он взял и написал заявление об уходе. Но вот такой мой сын. А самое тяжелое испытание было тогда, когда младший сын Чагатай в прошлом году пережил инсульт. Это очень было неожиданно и трагично. Сейчас он более-менее ничего. Но, это очень тяжело переживать. Не дай Бог никому таких событий. Хоть ты и делаешь вид, что все нормально, но на душе очень плохо было.

- Вы живете одни, нетрудно дом и хозяйство вести?

- К. О.: Нам по хозяйству помогает женщина, она приходит в неделю один раз и убирает весь дом за оплату. А в остальном справляемся, помогаем друг дружке.

- Вам дети помогают материально?

- К. О.: Нет. Нам и в голову не приходит у них просить. Слава Богу, мы прожили так, что старость наша более-менее обеспечена. У нас своих средств хватает. Я много каких должностей имел за свою жизнь, все справки собрал, и пенсия набежала очень приличная.

- М. Т.: А теперь я хочу похвалиться…

- К. О.: Да, да, скажи об этом, это очень важно.

- М.Т.: Я недавно, когда мы праздновали мое 80-летие, стала почетным академиком. Зарплату не получаю, но вот такое звание есть.

- Это просто удивительно. Кайып Оторбаевич, вам 86 лет, Марье Токтогуловне – 80. Живете самостоятельно, активно, работаете, ни на что не жалуетесь. В ясной памяти и светлом разуме…

- М. Т.: Склероз есть, что там говорить. Но если бы я только хозяйством и тряпьем занималась, то может быть, уже и себя бы не помнила. Женщине очень трудно получить звание академика. Для этого мало интеллектуально работать, а еще и терпение надо иметь. Время ведь не всегда приходит. Один раз, когда объявили конкурс на членкора в Академии наук, Джоомарт подал документы. Я отказалась подавать, поскольку отец у нас академик и сын участвует в конкурсе. Второй раз, когда объявили конкурс я уступила место своему аспиранту. Мне говорили: подавайте, а я его решила провести. Не надо быть эгоистом. Мне это звание не нужно, но люди считают, что это признание заслуг и уважение, хорошо пока жива стала академиком, хоть и почетным. Мне Миррахимов говорил, что вот, мол, вы такая толковая, это Кайып виноват, что не проталкивает вас, а я ему ответила, что это вы виноваты, потому что только своих всегда проталкивали. Было бы стремление, и нужно все время двигаться вперед.

- Как вы умудрялись делать карьеру, жить со свекровью, своей мамой, сестрой мужа, при этом еще вести хозяйство?

- М. Н.: Это, в первую очередь, связано с семьей. Я уже говорила, что до войны я жила в очень трудных условиях, это меня закалило в хозяйственных делах. А в науке мне просто встречались хорошие люди.

Вот, например, Иса Коноевич Ахунбаев получил выговор за то, что послал меня в Москву, хотя знал, что я происхождением из бай–манапской семьи и отца моего сослали в Оренбургскую область, я тоже там была в ссылке совсем маленькой еще. И Кайыпа поддерживали многие люди, хотя он из семьи врага народа.

- Да, наверное, кровь, порода много значат. Вот, если бы вам дали шанс прожить по- другому, вы бы им воспользовались?

- К.О.: Нет, не нужен мне второй шанс. И хорошее и плохое - все пусть останется с нами.

- М.Т.: Зачем? Я не скажу, что я чувствовала себя очень несчастной или, наоборот, ужасно счастливой. Бывало расстраивалась, но обид долго не помнила. Трудились, жили разумно, по совести. Жизнь у нас была ровной и хорошей. Дай Бог каждому такую.

В. Джаманкулова, специально для АКИpress.