- На днях случилась история с девочкой в одной из областей страны, в отношении которой сосед совершил действия сексуального характера.
- Да, я уже туда съездила. Ситуация такая, что насильник, скорее всего, выйдет на свободу.
- Как так?
- Прокуратура это допустила. Его родственники наняли двух адвокатов. Допросы проводили без представителя отдела по поддержки семьи, детей и без родителей. Короче, нарушили все процедуры. Девочку три раза допрашивали без взрослых. Это по всем стандартам запрещено. А теперь собираются выпустить насильника.
- Такое происходит по незнанию законов?
- Да знают они все законы. Тут какие-то другие мотивы. Прокуратура очень хорошо знает свои полномочия, но они стараются, чтобы не было свидетелей и каких-либо зацепок. А наша роль, когда мы защищаем интересы ребенка - подозревать всех. Даже родителей. Иначе как получилось, что ребенок стал жертвой насилия там, где были родители. Почему они допустили это? Почему школа скрывала? Ведь нельзя не заметить, если ребенок стал жертвой сексуального насилия. Это просто невозможно не увидеть.
- Как это проявляется?
- Ребенок пропускает школу, настроение у него подавленное, одевается неряшливо, ведет замкнутый образ жизни, успеваемость падает стопроцентно, ребенок не хочет идти домой. У нас было столько случаев, когда ребенок ходил в школу и при этом подвергался надругательствам. Никто не обратил внимания на явные изменения в поведении. В одной из областей был чудовищный случай, даже слов не могу найти, когда бабушка оказывала содействие развращению восьмилетней внучки своим сыном. Заметьте, родную внучку, дочку другого сына. Она и к дереву ее привязывала и устрашала всячески.
- Очень важно, чтобы учителя, да все взрослые были чувствительны и наблюдательны. Эта девочка ходила в школу. За ней приходил ее дядя-насильник, она при всех сопротивлялась и отказывалась идти. Он брал ее за руку, тянул и буквально насильно вел домой. Все это видели. Но чувствительности не оказалось. Потом мы там провели обучение по видам насилия для социальных служб, сотрудников милиции и местных врачей. Как определять насилие, как оказывать помощь жертвам насилия. Это сыграло большую роль. Возник дух солидарности. На самом деле, на местах сейчас не хватает именно духа солидарности всех лиц, которые должны защищать детей. Этот дух нам всем необходим, чтобы совместно предотвращать насилие и помогать жертвам.
У нас сейчас, особенно в регионах, если происходит насилие, то люди стараются сделать вид будто ничего не происходит, типа, да, кто-то подвергся насилию, но главное, не у меня дома, не у близких. Все просто на уровне разговора обсудят эту тему и все. Конкретных наступательных действий нет. Тогда как на территории, где произошло ЧП и есть ребенок-жертва насилия, все ответственные лица должны быть привлечены к ответственности. Или вот еще одна проблема, сколько у нас детей от рэкета погибают. Там тоже ситуация такая, не извлекаются уроки, наступают на одни и те же грабли, и мы продолжаем терять детей.
Конференция по защите детей от насилия и жестокого обращения
- Но что за бабушка, уму непостижимо?
- Вы знаете, это тенденция. Причем, в разных регионах одно и то же. Взрослые женщины знают или способствуют насилию над ребенком. Мы между собой называем этих женщин «Кошмар-апа».
Еще один случай, когда бабушка знала, что внучку насилует старик и братья. Ребенок от них прятался, убегал, но они ее находили и возвращали. Это не единичный случай, когда взрослые тетки становятся свидетелями насилия и за деньги или по другим причинам молчат. А насилие продолжается дальше. Та же ситуация по ранним бракам. Воруют невест, родители отдают собственных дочерей насильно замуж. Здесь тоже играют большую роль женщины. Нам надо предавать огласке их статус, чтобы все знали о них. Нужно моральное порицание тех женщин, которые во всем этом участвуют. Им непростительно вдвойне, они прожили жизнь, у них есть опыт, и они такое вытворяют с малышками, которые волей судьбы попали в их руки.
- Кошмарная бабушка подверглась какому-либо наказанию?
- Нет, никакого наказания не было. Как мы не старались она ушла от ответственности. И это происходит во всех случаях, которые у нас на сегодня есть. Потому что они пожилые, потому что им уже за 70. За то, что они прикладывают собственные руки тому, чтобы их внучки стали жертвами насилия, никто их к ответственности не привлекает.
– Как долго вы занимаетесь проблемой насилия над детьми?
- Плотно проблемой насилия занимаюсь с 2008 года, а в целом системой защиты детей в Кыргызстане я занимаюсь уже 18 лет.
– Не секрет, что эта тенденция усилилась у нас.
- Она усилилась во всем мире. Конкретно усилилась тенденция сексуального насилия в отношении детей.
На 16 дневной акции против насилия
- С чем это связано?
- Если говорить о постсоветских странах и о нас, в том числе, то это связано с уровнем миграции, с тем, что наша государственная власть стала слабой, усилилась социально-экономическая незащищенность. И самое главное - сузилась зона, в которой ребенок может безопасно пребывать. Это пространство уменьшилось до такой степени, что ребенок большую часть времени абсолютно беззащитен.
Раньше мать уходила на работу и спокойно отдавала ребенка в садик. После работы забирала из садика и весь вечер ребенок был у нее на виду. Сегодня этого нет. Если есть сожитель, то она, уходя на работу, оставляет ребенка с ним. Она может и не знать, что ее ребенок стал жертвой развратных действий со стороны ее сожителя. У нас есть случай, когда мальчика насиловал отчим. Двадцать-тридцать процентов из всех случаев сексуального насилия над детьми, когда жертвами становятся мальчики. И эта цифра на сегодня увеличилась. Раньше это были единичные случаи.
У нас в Бишкеке даже нет мест, где мать из необеспеченной семьи могла бы оставить своего ребенка под безопасным присмотром. В основном, детские учреждения коммерческие и доступны экономически защищенным семьям. В селах, даже если выехать совсем недалеко за пределы Бишкека, условий еще меньше.
Из-за безработицы женщины становятся вдвойне уязвимыми. Они вынуждены искать заработок, семьи бедствуют. Муж на сегодня не всегда является источником дохода, многие мужья или не работают или их заработок низкий. Кто-то в миграции, часто женщина остается одна с детьми на руках.
- Как быть? Что может сделать государство?
- Ну, во-первых, государство может создать соответствующие услуги на местах. Во всем цивилизованном мире, в тех странах, которые столкнулись с проблемой миграции раньше, чем мы, создан целый комплекс услуг. В каждом маленьком городе, в каждом поселке для детей есть целая сеть помощи, начиная от новорожденного ребенка и заканчивая подростком. Но в целом можно отметить, что система защиты детей в Кыргызстане лучше, чем в соседних странах. Кодекс о детях есть только у нас.
- Это учреждения по уходу за детьми, финансируемые государством?
- Да, это учреждения по уходу за детьми и психологической поддержке. Матерям нужна не только финансовая поддержка, но и консультация психолога. Часто мать не знает, как поступить в сложной ситуации с ребенком. Например, ребенок плохо учится, сбегает из дома, отца нет, в семье бедность. Как решить эту проблему? В других странах, которые уже пережили подобный кризис, есть сеть социальных услуг, как для детей, так и для матерей. Как пример приведу Францию. Нас пригласила международная организация Каритас Фрасн и ПЦ «Бир-Дуйно-Кыргызстан». Мы поехали туда и ознакомились с системой защиты детей в конфликте с законом. Самое интересное, что принцип финансирования у них остался еще со времен Второй мировой войны. Они просто поменяли свои приоритеты и стали направлять ресурсы не на карательные мероприятия, не на содержание людей в тюрьмах, не на репрессивные методы, а на поддержку семьи и ребенка. Если ребенок находится в группе риска и прозвенел первый колокольчик - ребенок не ходит в школу, попал в дурную компанию - тут же появляются социальные работники, которые выясняют почему это произошло, что случилось и как помочь? Сразу разрабатывается конкретный план помощи маме и ее ребенку. Идет постоянное наблюдение за семьей. Она ставится на учет. Если есть проблемы финансового плана, им помогают материально. То есть, потребности первой необходимости покрываются.
Кабинет ювенального судьи в Париже
Большую роль играют ювенальные судьи. Они не заинтересованы, как построже наказать и какой приговор вынести. Их роль в том, что они фактически исполняют систему защиты ребенка. Именно судья решает изымать ребенка из семьи или нет, именно судья решает, как помочь матери. Вот один пример. Девочка-подросток жестоко и неоднократно избивала свою сестру. В таких ситуациях и вмешивается судья, потому как эта девочка уже представляла угрозу для своего социального окружения. И что сделала судья? В первую очередь она рекомендовала маме не зацикливаться на плохом поведении дочери, а изменить отношение к ней и вынесла решение отправить девочку волонтером в летний лагерь по уходу за детьми с ограниченными возможностями. Там очень хорошие условия. Если бы девочка отказалась, к ей предложили бы другую общественную работу. Девочка уехала и вернулась уже совсем другим человеком. Она почувствовала свою нужность, выбилась в лидеры класса. Потом стала посещать школьный театр и за два года полностью изменилась. Поведение ее стало другим, она стала хорошо учиться, отношения в семье наладились. В течение всего этого времени судья приглашала к себе социального работника, который вел дневник наблюдений за девочкой и матерью и отмечал все изменения. Только зафиксировав устойчивые результаты, ее сняли учета. Посетив колонию для молодежи, которые совершили серьезные преступления мы были удивлены тем, что они содержались в индивидуальных камерах напоминающих комнату как в обычной квартире. Там есть душ, туалет, телевизор. В местах общего пользования мы увидели большую библиотеку с самой интересной литературой. Волонтеры из ВУЗов приходят и занимаются с подростками, которые имеют пробелы в учебе. Им дают хорошие профессиональные навыки и устраивают их на работу.
Впечатлила система защиты ребенка в Сербии. Я хочу отметить, что Сербия экономически не очень богатая страна. Она пережила войну. И тем не менее, вся страна договорилась между собой выйти из кризиса через очеловечивание государственной политики. Там тоже высокий уровень миграции, тоже есть матери, которые из-за бедности готовы сдать своих детей в детские дома. Чтобы остановить этот поток, Сербия выстроила систему множественных социальных услуг, которые мать в любой трудной ситуации может себе выбрать. К примеру, в небольшом городе, типа нашего Канта есть 20 видов социальных услуг для детей в сложных жизненных ситуациях, начиная от новорожденных и заканчивая подростками в возрасте 22 лет. Для молодежи также очень много услуг. И в основном, это услуги бесплатные, то есть дети и их родители не задумываются о материальной стороне дела.
- Кто это финансирует?
- Ключевую роль в финансировании этих услуг играют органы местного самоуправления. Каждый мэр сам решает эти вопросы. При этом есть обязательный набор услуг, и он дополнительно решает какие виды услуг будут предоставляться еще.
– Интересно, а как страна договорилась между собой?
– Это была политическая воля руководства. Кстати, такое же решение принял президент Болгарии. Они просто решили, что страна будет выходить из кризиса по такой модели. В Сербию, мы ездили смотреть опыт «Школы без насилия», хотели узнать, как они добились этого. Знаете, там такая доброжелательная атмосфера, нет строгих требований к школьной форме, дети ходят в футболках, даже директор школы был одет в свободную рубашку без галстука. В школе после занятий у детей есть множество мероприятий куда можно пойти и поехать. Очень много делается для того, чтобы вовлекать детей в волонтерскую деятельность для оказания помощи другим. Это у них очень популярно и детей активно к этому привлекают.
Кабинет ювенального судьи с игровой зоной
- Что из их опыта возможно у нас?
- Кыргызстан - это всего лишь маленький район любого из этих государств. У нас маленькая территория, у нас компактное проживание населения, любую реформу при наличии политической воли можно провести буквально за считанные месяцы.
Что такое политическая воля? Допустим, нас сотрясает очередной случай детского насилия. Как к примеру, в одном из сел у дедушки отнимают четверых внуков. Как оказалось, мать их бросила, а у него не было на них документов. Или выясняется, что на той или иной территории ребенок погиб от школьного рэкета, или девочка стала жертвой сексуального насилия. Это не просто так происходит. Не за один день. Эти семьи состояли в группе риска, и органы местного самоуправления должны были выявлять такие семьи. В этом смысле, сейчас идет большое сопротивление со стороны органов местного самоуправления.
Местные органы считают, что эту работу они должны делать только тогда, когда им заплатит правительство. В части создания каких-то услуг и центров, если у местных органов самоуправления нет финансирования и они находятся на дотации, то это можно было сделать и за счет бюджетных средств. Но выявлять ту семью, того ребенка, которые нуждаются в помощи - это является прерогативой и обязанностью органов местного самоуправления. Другое дело, что депутаты местных органов самоуправления настолько слабы, особенно в регионах, что их потенциал, их политическая воля ничтожная. Они не могут поставить под четкий мониторинг и контроль действия глав айыл окмоту, чтобы каждый ребенок, во-первых, был выявлен, во-вторых, поставлен на учет и снабжен документами, и, в-третьих, если он находится в группе риска, то в отношении каждого такого ребенка должен быть составлен четкий план действий.
- Это должна делать Инспекция по делам несовершеннолетних?
- Нет, нет. При каждом айыл окмоту есть социальные работники, которые обязаны заниматься именно этой работой. Конечно, в каждом айыл окмоту также есть своя система здравоохранения и система образования. Должно быть межведомственное сотрудничество по выявлению тех детей, которые находятся в трудной ситуации. И если необходимо, то надо брать на заметку, если та или иная семья нуждается в материальном обеспечении. Эта информация передается в районное управление социальной защиты населения.
- Система есть и она не работает? Или ее у нас нет?
– По действующему законодательству такая система у нас должна быть. Но на деле все зависит от совести, политической воли и заинтересованности главы айыл окмоту. Если он считает, что на его территории каждый ребенок должен быть определен, зафиксирован и выявлен, то такая работа будет вестись. Если же глава айыл окмоту так не считает, то, естественно, ребенок будет находится как неучтенный, то есть его потребности не будут учитываться и он будет находиться в группе риска. А когда что-нибудь случится, все будут бегать и говорить: «Ой, как же мы это упустили?»
- Вы говорите, что сужение безопасного пространства детей породило волну насилия. То есть, эти насильники были? Просто для них появилось больше возможностей?
- По теории криминалистики, если создавать возможность для преступления, то оно будет совершено.
Во всем мире количество случаев насилия увеличивается, но в цивилизованном мире срабатывает система защиты. Детей отвозят в школу на автобусе. Там не увидишь ребенка, просто блуждающего в одиночестве за два километра от школы. Это ответственность родителей в Европе, Америке или Японии – доставить ребенка в школу и потом забрать его домой. У нас случаи с тем же рэкетом или кражей ребенка когда произошли? Когда ребенок находился без сопровождения взрослых.
Здесь есть еще один момент. Общая безопасность в стране всегда влияет на безопасность конкретного ребенка. От общего к частному. И в первую очередь страдают наиболее уязвимые – дети и пожилые, те, кто не может постоять за свои права. Еще о сужении пространства. Так как у нас нет садиков и яслей, то мать, которая уезжает на заработки, оставляет своего ребенка с кем придется. Сожитель, подружка, дальние родственники или соседи. Бывает сдают в детские дома и интернаты, что для ребенка еще хуже. Мы проводили мониторинг. Там выше риск быть подвергнутым всем формам насилия. Если говорить про школу, то сейчас родительское сообщество обеспокоено, что атмосфера в школах становится все менее доброжелательной, потенциал учителей становится все ниже, а проблемных детей все больше. Сейчас школа стала тем местом, куда родители детей сдают , а потом требуют и воспитание, и образование, и хорошее поведение. Требуют от школы ответить за все проблемы, которые происходят с ребенком.
А школа осталась без главного партнера — без родителей. Не с кем вести диалог партнерства по поводу воспитания, благополучного развития и образования ребенка. В школах учатся дети мигрантов. В городе Бишкек еще есть возможность вести беседы с родителями, а вот по регионам все учителя отмечают, что не с кем говорить о ребенке. Родители приезжают раз в год и все. Дети стали бесхозными, безнадзорными и заброшенными. В этой части усугубляется еще и школьный рэкет. Вроде бы мы говорим, что он снизился, но нет — он просто стал более изощренным. Школьным рэкетом занимаются уже не только мальчики, но и девочки. И меньше их не становится. Более того, рэкет помолодел, возраст детей, которые вошли в группу рэкетируемых тоже помолодел. Зато ставки, которые идут в рамках поборов, увеличились. Инфляция. В школьном рэкете ценовая политика тоже регулируется.
В Кыргызстане сейчас родители часто всего восхищаются победами чемпионов в силовых видах спорта. Зато у нас мало достижений в области науки, культуры и это тоже накладывает отпечаток. Это своего рода культивирование идеологии маскулинизации. Быть сильным и наглым – это круто.
Издание видеоролика по предотвращению школьного рэкета
- Иметь много денег, неважно каким путем, это тоже круто.
- Да, иметь деньги это круто. Никого не волнует как они заработаны. У нас сейчас по всей стране очень много клубов именно для таких видов спорта, в которых демонстрируется сила. Это не есть хорошо в контексте Кыргызстана, потому что все мы знаем, что потом вытворяют выпускники этих клубов. Раз они развивают только мышцы, то это как в маркетинге: что развиваем, то и продвигаем. Мы растим прослойку детей, которые накачивают только мускулы. Естественно, им потом куда-то надо идти и они пополняют собой ряды не всегда, скажем так, добропорядочных граждан. Они востребованы в тех же рядах правоохранительных органов, в криминальных кругах.
То же самое можно сказать и о религиозных школах. У нас сейчас по всему Кыргызстану очень много заведений, учебных не скажешь, но учебно-воспитательно какого-то религиозного толка. И опять-таки, эта группа детей становится более уязвимой. Их потом легче вербовать в ту же Сирию во имя каких-то религиозных дел, во имя какого-то святого лидера.
- Давайте вернемся к восьмилетней девочке, которую бабушка заставляла спать со своим дядей. Преступление выявили, насильника привлекли, а что с девочкой произошло? Как, вообще, складывается в Кыргызстане судьба детей-жертв насилия?
- Преступника привлекли к ответственности, бабушка от ответственности ушла. Судьба этой девочки оказалась довольно сложной. Мы нашли ее мать. Мы всегда пытаемся найти маму в таких случаях. Оказалось, что и отец ее жив. В свое время свекровь выгнала маму девочки из дома, то есть, тоже было психологическое насилие. Женщина была выброшена из дома, исключена из семьи и не имела доступа к своей родной дочери. Дочь ей просто не отдали. Тем не менее, в нашей команде мы старались исчерпать все возможные и невозможные методы, чтобы соединить ребенка с матерью и обеспечить им комфортные условия. Мы привезли маму в Бишкек, на что собирали деньги у общественности. Смогли купить им вещи, питание. Пока девочка находилась в больнице на обследовании, мы смогли обеспечить их бесплатными лекарствами. Мы очень надеялись, что мать с дочерью воссоединятся. Но этого не произошло.
У них с детства была нарушена психологическая связь и у девочки было очень много претензий к матери. Само собой, после насилия они усугубились. В результате отношения между матерью и ребенком отношения не сложились. Девочку пришлось отправить в детское интернатное учреждение.
К сожалению, в Кыргызстане дети- жертвы насилия лишены возможности на полную реабилитацию. Их по идее вообще нельзя отправлять в детские дома и интернаты. Детский дом - это озлобленность, там дети лишены самого важного - семейной атмосферы, материнской любви и ласки. И случай, когда ребенок после насилия вынужден отправляться в приют или детский дом далеко не первый, к сожалению. Это все, что сейчас может предложить наша система. Сейчас мы ищем для этой девочки более улучшенные условия, чем интернат.
Издание видеоролика по предотвращению насилия в школах
- Вы отслеживаете судьбы детей? Что с ними происходит потом?
- Да. Каждый случай который наша организация взяла под контроль мы ведем до конца пока не восстановятся права детей: прикладываем усилия, чтобы преступники не ушли от ответственности, матерям и их детям оказываем гумманитарную помощь при поддержке друзей из социальных сетей, детей устраиваем в новые школы или размещаем в кризисные центры и приюты
- Что у нас есть такие приюты?
- Да есть. Но хочу сказать ,что это не лучшая практика для детей. Самое главное условие для того, чтобы ребенок реабилитировался это конечно семья.
- Как быть? Куда отправлять этих детей?
- В цивилизованных странах есть целая сеть фостерных (временных) семей, которым платят за заботу о детях - жертвах насилия. Если происходит какое-нибудь ЧП, например, бросили новорожденного, его не в больницу везут, а в такую семью. Стал ребенок жертвой сексуального насилия – тоже в семью. Есть мамочки, которые специализируются по уходу за жертвами сексуального насилия.
- Как вы справляетесь в таких случаях?
- Я практик, мне важно какая конкретно будет помощь, кто конкретно придет, как конкретно это будет финансироваться. В 2008 году в Петровке 4-летняя девочка стала жертвой сексуального насилия взрослого мужчины. Местный сотрудник милиции его отпустил, потому что тот был денежным. Тогда все село поднялось в защиту этой девочки. Семья ее была очень бедная. Мы девочку вывезли. Село бурлило. Потом вмешался какой-то политик и про девочку все забыли.
А мы девочку в охапку и по врачам и, знаете, не было ни одного специализированного центра для детей жертв насилия , в котором для нее были бы нормальные, адекватные условия, в которых она вместе с мамой могла бы пребывать. Мы смогли разместить ее только в частной клинике.
- Мама не отказалась от нее?
- Мать нормальная, только социально-запущенная, поэтому так и получилось. Она оставила ребенка родителям, а старики не уследили. Им за собой ухаживать тяжело, а тут 4-летний ребенок.
Открытие Центра помощи детям в г.Каракол
- Чем закончилась история, когда пьяный отец изнасиловал свою трехлетнюю дочь?
- Мы курировали этот случай, предлагали им адвоката, но они отказались.
- Почему?
- Вы помните, что у отца было неконтролируемое, нечеловеческое поведение. Он нанес много ножевых ранений ребенку. Но жена вдруг стала ходатайствовать за него и говорить, что девочка якобы упала со стула. Хотя последствия такого насилия и зверства скрыть было невозможно, они были явными.
Позже государственные психологи почему-то заявили, что девочка любит своего отца и скучает по нему, и находиться рядом с отцом ей безопасно. И это после того, что случилось. Социальные службы одного из районов г.Бишкек, на территории которого все произошло, тоже не были полностью на стороне ребенка. Они даже умудрялись собирать справки о том, что эта семья благополучная и порядочная. То есть, занимались очередным очковтирательством. Вместо того, чтобы решать проблему они, наоборот, прикрывали сторону, которая совершила насилие в отношение ребенка. Для этого ребенка были собраны деньги на операцию, она нуждается в пластической операции из-за разорванных ранений. Но благодаря тому, что социальные службы негативно настроили мать ребенка в отношении организаций, которые хотели помочь, мать отказалась входить в контакт, потом вообще куда-то выехала, и мы потеряли ее след. Где она сейчас - неизвестно.
- Отца-насильника посадили?
- Да, он лишен свободы.
- Как пришли к тому, что надо создавать центры для детей жертв насилия?
Когда мы увидели, что у нас беззубая система, мы решили создать приют для детей, типа «Сезима» (кризисный центр для женщин, пострадавших от насилия.. ред.) Обдумывались разные модели и так получилось, что как раз в тот период в 2008 году Посольство США номинировало меня трехнедельной поездкой в Штаты для изучения системы защиты детей. Там я увидела, что если ребенок становится жертвой сексуального насилия – мэра города, где это произошло привлекают к ответственности.
Не дай бог ребенок умрет – мэр тут же уходит в отставку, потому что поднимается весь город. У них жизнь каждого ребенка очень важна.
Я увидела целую сеть услуг для детей. Много центров по реабилитации, которые специализируются по возрастам - от рождения до 3 лет, от 3 лет до 5, от 5 до 8, то есть градация услуг буквально по годам. Я тогда подумала: «Наверное, в Америке высокий уровень насилия, раз у них так много услуг по защите жертв насилия». И сказала организаторам поездки: «Мы постсоветская страна, у нас все благополучно. А почему у вас так много центров, это из-за большого количества насилия?». Мне ответили, что у них, по статистике в стране много случаев насилия и в ответ на эти вызовы они создают большое количество услуг. Эти центры работают по всем видам насилия и по психологически и физическим. А в одной только сети Коалиции против насилия более 50 детских организаций. Если случай насилия выявляется, то все эти детские организации начинают одновременно помогать.
Мне объяснили, что на самом деле проблема насилия есть везде, но чаще всего она латентная, о ней никто не знает, об этом не говорят, ее покрывают, замалчивают. И предупредили, что когда я начну заниматься этой проблемой у себя в стране, то увижу, как все выйдет наружу.
В США в первую очередь оказывают помощь жертве насилия, обязательно предоставляется бесплатный адвокат. У нас же в рамках нашего законодательства адвокат предоставляется только обвиняемому в рамках уголовного дела. А жертвам и свидетелю помощь не оказывается.
Там также оказывается громадная психологическая помощь от населения. Они приносят вещи, обувь и еду. Очень высокая гражданская активность. Кроме того, есть очень большое количество телефонов доверия, где консультируют по самым разным вопросам.
У них есть огромный центр по поиску пропавших детей, гигантский колл-центр. На поиски любого пропавшего ребенка затрачивается буквально 3 часа. Находят всех 100%.
Вернувшись, я решила открыть подобный центр здесь в Кыргызстане. Мы обращались к разным донорам, но нас поддержал только ЮНИСЕФ: «Если у вас есть профессионалы, то мы готовы вам помочь». В мэрии долго искали помещение, потом нашли в здании школы №14, она малокомплектная. ЮНИСЕФ сделал ремонт, завезли оборудование. А депутаты того созыва постоянно возмущались: «Есть же центр Петрушевского для бездомных детей, зачем еще один?». То есть, чувствительность была нулевая. И только Омурбеков Талант Ороскулович, главный врач Детской больницы №3 постоянно поднимал шум: «Ну как же так? У нас стало так много детей с синдромом жестокого обращения, нам срочно нужен такой центр».
Мы взяли в единомышленники его и еще несколько депутатов, и стали с ними вести работу. Нам также помогала Рыскулова Айгуль Маратбековна. В поисках помещения нам помогала и действующая вице-премьер-министр Гульмира Каримовна Кудайбердиева. В итоге, мы убедили депутатов выделить нам около 1 млн сомов. Казалось, это такая большая сумма, но на самом деле это мизер. Хотя и за это спасибо.
Самый главный вопрос центра – это команда. Нужно же платить зарплату. А мы не то, что большую, даже среднюю не можем выплатить. Кто сейчас пойдет работать за 5 тыс. сомов? Для нас это был серьезный вызов, никто не верил, что на эти 5 тыс. можно набрать и юристов, и психологов, и врачей, и директоров. Но мы провели много собеседований и отбирали самых лучших. Тех, у кого деньги не стоят в приоритете, у кого ни одно, а два высших образования. Если брали студентов вузов, то с самыми лучшим оценками. И в итоге мы набрали отличную команду. За 3 года работы мы помогли 1000 детям, пострадавшим от насилия. Это уже не говоря о тех, кто к нам просто обратился за помощью. К нам поступает очень много жертв сексуального насилия из всех регионов.
Но хочу отметить, что к нам попадают дети, чьи родители оказались более-менее грамотными, у кого есть деньги добраться до нас. А дети из малоимущих семей так и остаются без помощи. Поэтому мы захотели создать такие центры по всей стране. На что представители органов местного самоуправления нам сказали: «Знаете что? Если хотите такие центры создать, покажите нам постановление правительства. Тогда и будет вам финансирование». Хорошо. Мы побегали и получили два постановления, согласно которым появилась штатная единица в органах местного самоуправления.
Так мы смогли убедить мэрию Каракола и председателя местного кенеша Улана Сыртбаевича, они очень активные люди.Огромную роль сыграла вицемэр г.Каракол Орозова Гульназ Женишевна. Мы создавали центр в Караколе по тому же алгоритму, что и в Бишкеке. Нашли здание, ЮНИСЕФ и Посольство Великобритании отремонтировали его, провели конкурс, взяли директора, одного из лучших на сегодня. Мы набрали отличную команду и сейчас в Караколе в разы улучшилась работа по борьбе с детским насилием.
Открытие центра помощи детям в г.Талас
- Где еще есть такие центры?
- В Тюпе. В тот период у них наблюдался высокий уровень вымогательства в школах среди школьников. Мы приехали в Николаевку буквально сразу, как мальчика забили до смерти. Увидели по приезду абсолютно неорганизованную систем защиты детей. Решили и там открыть центр. Тем более, местные депутаты поддержали нас. Они выделили целую начальную школу под центр, и он начал свою работу. Там сейчас центр на стадии становления. Его создание также поддержали ЮНИСЕФ и Посольство Великобритании.
Такой же центр мы открыли 20 января в Таласе. В Таласе мы с депутатами сутками работали, вывозили их и уговаривали, чтобы они согласились. Теперь они активно уже сами вовлекаются в работу центра. Этот центр тоже помог организовать и профинансировать ремонт и оборудование ЮНИСЕФ в Кыргызстане. Спасибо Женскому фонду «Курак», они помогли отремонтировать крышу центра.
Мы будем стараться открывать такие центры везде, потому что никто не знает, что творится в регионах. Пострадавших обычно привозят в Бишкек, тот же Талант Ороскулович их оперирует, «латает» все увечья, мы оказываем правовую помощь, горожане Бишкека оказывают финансовую помощь. Но потом ребенок с матерью возвращаются в село и попадают под другие угрозы, как это было в случае с пятилетней девочкой - жертвой насилия с большими увечьями. Ее изнасиловал малознакомый семьи, когда мать была в гостях.
- Какие угрозы существуют в отношении пострадавших?
- Во-первых, есть угроза повторения насилия. Кроме того, родственники насильника целыми караванами ходят, всячески оказывают давление, чтобы забрали заявление, запугивают. Есть риск, что семья опять станет жертвой насилия со стороны кого-либо еще. Еще есть негласное общественное осуждение, мол, эта девочка с позорным пятном.
Выступление с альтернативным отчетом в Комитете ООН по правам человека 2014 год
- Да как же в 5 лет и с позорным пятном?
- Показывают пальцем, обсуждают, формируется общественное мнение. Пострадавшей семье часто приходится уезжать. Мы видели насколько большой ущерб такие ситуации наносят ребенку, какой сильный стресс испытывают дети, и для себя решили, что будем открывать центры во всех регионах, чтобы работать на опережение. Если мы везде откроем специализированные центры, каждый потенциальный преступник будет знать, что есть организация, которая встанет на защиту ребенка. Есть специалисты, юристы, социальные работники вместе с правоохранительными органами. Насильники будут знать, что наказание будет неотвратимо. И тогда преступление можно предотвратить. Это первый принцип безопасности, когда все знают, что есть кому за ребенка вступиться. Конечно, одна из основных ролей на уровне предупреждения - образовательная. Нужно повышать чувствительность у всех, у каждого, чтобы не умалчивали об этом. Нужно также повышать чувствительность у самих родителей, чтобы они меняли тактику и методику воспитания своих детей, чтобы не применяли насильственные методы наказания.
- Семьи, где совершается насилие, это преимущественно пьющие семьи?
– Нет, совсем не обязательно. Бывает, что это просто маргинализованные семьи, но бывает, что и вполне обычные. Тут чувство власти. Хочу украду чью-то дочку в невестки, хочу свою дочку отдам кому-то в жены, хочу свою внучку заставлю. Это безнаказанность, деморализация и маргинализация. Так складывается из-за того, что в целом падают стандарты моральных ценностей по всем направлениям и во всех регионах. Мы сейчас, например, видим, что большая проблема есть в Нарынской области.
- Почему именно в Нарынской области?
- Нарын далеко от Бишкека, это тупик, за Нарыном только Китай. Там холодно и высокий уровень бедности, потому что у людей только один вид дохода – скот. Ну, и миграция. Вся жизнь региона на дотации, очень мало социальных услуг. Естественно, если нет социальных услуг, то зона безопасного пребывания ребенка сужается. Мы планировали открыть там Центр по предупреждению насилия в отношении детей и реабилитации пострадавшим от насилия, но не смогли, потому что оказалось, что там нет ни одного государственного помещения под центр. Бюджета у местных органов самоуправления тоже нет.
И что интересно, я знаю очень много бизнесменов у нас в стране, богатейших людей, выходцев из Нарына, но с их стороны совсем нет поддержки. Мы отправляли им свои просьбы: «Помогите, мы создадим центр для защиты детей. Это было бы большим достижением, если бы каждый ребенок был бы защищен от насилия». Но, к сожалению, мы не получили ответа ни от одного из этих крутых бизнесменов. Такая же ситуация и в Жалалабадской и Ошской областях. Дети там тоже не защищены.
Хочу отметить, что большую роль в улучшении системы защиты детей играют депутаты местных кенешей. К примеру, в Кадамжае, депутат городского кенеша Эркаим Садыкова услышала про наш центр, сама к нам приехала, все посмотрела, сказала: «Буду открывать такой центр у нас». И буквально за считанные месяцы смогла выбить у мэрии помещение, финансирование для ремонта и финансирование работы центра. На сегодня центр работает в полном комплекте. У них уже есть успехи, к примеру, они смогли предотвратить школьный рэкет и насилие в отношении ребенка. Такая же ситуация, такие же инициативы мы видим от других депутатов, которые хотят открывать подобные центры у себя, и видим, что оказывается, хоть район и на дотации, но если есть политическая воля все находится - и спонсоры, и финансирование. Фактически, мы убедились — там, где есть четкая политическая воля, там есть и услуги по защите, и меньше насилия в отношении детей, и общественность там более чувствительная, и правовой уровень образования выше, и толерантность выше.
Обучающее кафе для подростков в конфликте с законом
- То есть, от политиков много что зависит?
- Там, где четкая политическая воля, там жить человеку лучше. И детям жить лучше. Если местные органы работают, то ситуация в районе контролируемая. Мы это знаем по опыту. Конечно, центральная власть тоже много что решает. Но у нас же двухуровневый бюджет, у местной власти больше денег, поэтому на сегодня судьба и защита детей в Кыргызстане находится в руках местных кенешей, органов местного самоуправления и мэров городов. Если они захотят искоренить насилие в отношение детей, то они найдут и деньги, и ресурсы, и возможности.
Система играет ключевую роль. Когда говорят, что полномочные органы должны нести особую ответственность, я полностью согласна, потому что власть в их руках. Они несут ответственность. Захотят они и ни один ребенок не пострадает, каждый будет защищен от насилия. При желании они могут привлечь к ответственности любого, кто совершил насилие в отношении детей. Все это возможно при наличии политической воли, как и во всех странах, где система защиты выстроена. Там политические лидеры разного уровня играли большую роль, чтобы искоренить насилие.
- Скажите, что происходит с ребенком, которого насилуют?
- Это, конечно, глубокая психологическая травма на всю жизнь, но прежде всего — это физическое страдание. Есть риски инфицирования. Наносят увечья, иногда несовместимые с жизнью. Иногда из-за увечий они становятся инвалидами, как 2-летний Ибрагим.
- Вы наблюдаете за Ибрагимом?
- Да, мы до сих пор ведем его дело. Он сейчас реагирует, руки и ноги у него шевелятся, но он не ходит. Он полностью инвалидизированный, его постоянно носят на руках. За ним сейчас ухаживает мачеха
– Отец где?
- Отец в колонии-поселения. Его вторая жена, мачеха, очень здравая женщина, прикладывает неимоверные усилия в отношении Ибрагима. Организовывает ему постоянное лечение и уход. У нее есть дочка, сводная сестра Ибрагима, ей 2 года.
Центр для реабилитации детей в конфликте с законом. Париж
– Так все-таки было в этом случае сексуальное насилие?
- Врачи подозревали, а судмедэксперты на суде дали свое заключение, что у ребенка были все виды насилия. Наша организация и «Центр помощи детям пострадавшим от насилия» сейчас предоставляем адвоката, мы ведем это дело.
Опять здесь органы местного самоуправления должны были вести контроль. Ребенок находился на их территории, никто не поинтересовался, откуда чужой ребенок, почему без документов.
Знаете, есть некоторые главы айыл окмоту, которые чуть ли не сами выявляют детей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации. Но в большинстве случаев они хотят уйти от ответственности, считают, что это должно делаться за счет центральной власти, что деньги должны выделяться из республиканского бюджета, ждут, когда им заплатят за работу. Только тогда согласны этим заниматься.
Но мы занимаем другую позицию. Мы считаем, что люди, которые проживают на данной территории и являются налогоплательщиками этой территории имеют право обслуживаться бесплатно, не дожидаясь пока из Бишкека вышлют деньги. Важно, чтобы органы местного самоуправления, социальные работники сами выявляли детей, оказавшихся в трудных жизненных ситуациях. А в целом уже пора вести строгий учет по детям, которых оставляют у родственников.
- Как вы считаете, нужно ввести смертную казнь педофилам?
- Прежде чем убить Чикатило, сколько людей невинных посадили и сколько погибло?
- Если не ошибаюсь 14 человек посадили, одного расстреляли, кто-то умер в заключении, кто-то там же ослеп...
- Ну вот вам и ответ. Судебная система не совершенна. В той же Европе или Америке, где судьи по сравнению с нашими более беспристрастны и независимы, даже их система допускает ошибки и невиновных людей приговаривают к смертной казни или пожизненному лишению свободы. А в нашей стране, где судебные дела сами знаете как ведутся, вероятность того, что будут лишены жизни невиновные еще больше.
– Но с другой стороны, страна маленькая, все друг друга знают и обычно известно, кто насильник. У нас же такие дела быстро раскрываются?
– По-разному, когда как. Пока суд не вынесет наказание, мы всегда воздерживаемся говорить, кто является насильником. Да, страна маленькая и да, часто сразу же становится понятным, кто совершал насилие. Но все равно следствие есть следствие, правила есть правила.
- Не чревато это самосудами?
- А у нас уже есть самосуды. В Сокулуке мужчину, который предпринял насилие в отношении другого мужчины, закидали камнями.
Еще где-то был случай. Но когда мы поощряем самосуд или когда требуют смертной казни педофилам, мы поощряем практику действий вне закона. Нужно искоренять самосуд не только по отношению к педофилам. Сегодня мы позволим самосуд над педофилом, а завтра этот молот произвола коснется всех. Если его раскачать, то он уже не остановится, и будет только набирать обороты. Самосуд начнется по любому поводу и в отношении любого человека, и наступят времена, когда не государство будет управлять страной, а какие-то группировки.
По тем делам, которые мы вели, за 18 месяцев работы мы смогли привлечь к уголовной ответственности преступников примерно к 180 годам лишения свободы. Кому-то дали 20 лет, кому-то 17, кому-то 10 и так далее. За развратные действия в отношении несовершеннолетних, за изнасилование, за побои. В ближайшие полгода добавится еще лет сто. Сейчас мы ведем 5 кейсов, включая нарынский, который стал известен благодаря вашей рубрике «Я - Репортер». Это очень замечательная, очень полезная рубрика. Я в пятницу увидела новость, в воскресенье у меня все данные лежали на столе, в понедельник я уже созвонилась с местными службами и сейчас с юристом мы вступаем в это дело.
Высший международный курс про правам человека (Варшава, Хельсинский Фонд по правам человека)
– Вы постоянно сталкиваетесь с этой ужасной стороной жизни, как вы справляетесь?
- Тут не нужно предаваться эмоциям. С каждым годом я становлюсь профессиональнее. С каждым годом я вижу все больше изъянов в работе. Каждый кейс открывает нам новую грань. Принцип такой - мы добиваемся результата. Раньше в подъезде нашего офиса, прямо на лестнице, сидели люди и ждали когда мы их примем, когда мы их выслушаем. Мы возвращались домой в 12 ночи. Система работала слабо, а к нам со всей страны приезжали люди и ждали пока мы оформим заявление. Помню девочку, в которую попала пуля в Сузаке во время событий. Девочка играла во дворе дома, когда была перестрелка, шальная пуля попала ей в позвоночник, она стала инвалидом. Красный Крест привез ее в Бишкек, мы стали собирать деньги на операцию в Москве, потому что наши врачи были не в силах это сделать. Дядя, который привез девочку, тоже стоял в очереди. Целый поток людей, которым приходилось ждать.
Сейчас мы создали службы, услуги стали более- менее доступными, у нас уже нет таких очередей до полуночи, мы их переправляем в другие центры. И самое главное - у нас есть профессиональная команда.
- Над чем работаете сейчас?
- Мы сейчас по всей стране проводим мониторинг деятельности государственных органов по защите детей от насилия. Также много времени уделяем тому,чтобы вернуть детей из детских домов и интернатов в биологические семьи или в условия приближенные к семейному окружению. Так как все понимают, что у детей, которые растут там будут много проблем по созданию своей собственной семьи. У них не видят модели семьи в ежедневной жизни.
– Скажите, а какой главный из результатов работы с определенным кейсом?
- Самое главное, помочь реабилитироваться. Есть ситуации, когда дети хотели покончить жизнь самоубийством, совершить суицид из-за школьного рэкета, из-за проблем в семье, из-за насилия. Наши психологи таких детей останавливали от суицида. Бывает, что дети ходят к нам в течение нескольких лет, и только потом мы с уверенностью можем сказать, что ребенок реабилитировался, и способен вести полноценную жизнь.
- Какие трудности есть в период реабилитации?
- У нас был случай, когда дочка стала жертвой своего отца, ветерана МВД. Он совершил развратные действия сексуального характера. Экспертиза вынесла заключение, что развратных действий в полном объеме не было. Насильник остался на свободе. Мы были возмущены, когда получили заключение о том, что были лишь косвенные признаки насилия, а девочка при этом прямо показывает и говорит, что он с ней делал.
- Сколько лет девочке?
- Сейчас ей уже 8, а случилось это все, когда ей было 4.
У отца маниакальное поведение. Мать с дочкой убегали, прятались. Ни суды, ни правоохранительные органы не смогли призвать его к ответственности.
На круглом столе Предотвращение рэкета в школах
– Из-за того, что он бывший сотрудник МВД?
- Это сыграло большую роль. Девочка выросла, но мать все это время без работы, потому что ребенку нужна охрана. Мама все время ходит с ребенком за руку. Родственники ей помогают, она получает какие-то пособия, алименты от бывшего мужа. Но они бедствуют. Мы собираем им помощь. Сама мать очень нервная, измотанная донельзя. Отец ребенка до сих пор их преследует. Мы ночами торчали в РОВД, но когда круговая порука, то очень сложно добиться правды. Мы столько сил положили, но не смогли его посадить. Наши психологи до сих пор сопровождают и мать и дочку.
- И как в такой ситуации быть?
- Строить систему. Если бы этот случай был в Европе, его бы однозначно посадили, и девочке была бы проведена нормальная реабилитация.
Мы видим, что система неэффективна. Часто сама эта система и есть источник произвола. Они потворствуют или создают противоправные действия.
Еще 20 лет назад таких случаев не было, мы жили в другой социально-экономической ситуации, у всех детей были матери, детских домов было всего 10. Сегодня детские дома у нас разрастаются, как грибы. Родители оставляют детей, сами уезжают на заработки, хоть на полгода, но уезжают. Сейчас у нас есть несколько дел в организации. Вот одно из них. Мамочка-выпускница детского дома живет на дачах с двумя детьми. Буквально недавно ей дали жилье на дачах, я периодически ей вожу продукты, из соцсетей ей привозят помощь - кто дрова, кто еще что-то. Она, можно сказать, выживает. Мясо они едят один раз в месяц, основная их еда — это то, что получают по гуманитарной помощи.
Это настолько хрупкая ситуация, не дай бог она или ребенок заболеет — семья пойдет по швам. И какой ответ в этом случае предлагает государство?
- То есть к вам обращаются не только по поводу насилия, но и когда просто оказываются в сложной ситуации.
- Да, мы занимаемся профилактикой попадания в детские дома через оказание поддержки матерям, которые оказались в трудной жизненной ситуации и профилактикой предотвращения насилия в отношении детей. 4 года работали по проекту «Школа без насилия», обучили 40 тыс. детей. Все это время работала, не поднимая головы, целая команда. Опять ЮНИСЕФ поддержал. Кстати, мы увидели, что в тех 38 школах, где мы работали, уровень насилия упал на 50%, где-то на 20%, 30% и даже на 60%. МВД даже выразило нам благодарность, потому что в этих школах ни один ребенок не был поставлен на учет.
Раздача гуманитарной помощи беспризорным детям. В 90-е годы было много детей на улице, в теплотрассах, вокзалах. Вместе с воспитанниками приюта мы раздавали еду голодным детям
- В общем, назрела какая-то общественная мобилизация в этом вопросе. Помните как в городе организовались дружины в сложный момент. Также надо консолидироваться против насилия над детьми.
- Кстати, мы принимали в этих дружинах активное участие. Когда в 2010 году здесь начались события, я как ярая правозащитница пошла понаблюдать, что происходит на площади. Увидела очень много людей и поняла, что ночью будут мародерства, как в 2005 году. Стою и думаю: «Нужно срочно создавать дружины, чтобы охранять объекты». В 2005 году мы тоже создавали дружины, но тогда это все было резко и неожиданно. Мы мало что смогли спасти. Весь город был разграблен. Решила найти депутатов и начинать собирать людей. Навстречу бегут депутаты из фракции «Ак-жол» и фракции коммунистов. Я и мои коллеги предложила им создать дружины,чтобы охранять город, но они испуганно убежали от нас. В тот момент навстречу ехал Александр Воинов. Я ему говорю: «Александр Хусаинович, выходите, город сейчас снова будут сносить, нужно что-то делать!». А он отвечает: «Да конечно поехали». Он за короткое время собрал своих друзей. Среди них был и Мажит, нынешний владелец Кафе «Манты-бар».
Пошли на стадион «Спартак», нашли помещение, туда стали люди приходить. У меня на тот момент ребенку 8 месяцев было, я отправила его к родителям, а сама стала создавать списки. Два сотрудника сидели на телефоне, была горячая линия, сделали листовки, карту дислокации. Какая-то международная организация проводила мониторинг и сказала, что у нашей дружины была самый лучший уровень организации. Мы же детские правозащитники, у нас опыт есть. Сделали карту города. Нанесли туда местонахождение нашей дружины и другие объекты. К нам присоединились коллеги из Коалиции за демократию и гражданское общество, Калича Умуралиева из «Наше право» и др., и мы стали работать все вместе.
Отнесли информационный листок на радио с призывом записываться в дружины. Раздавали листовки на улице, обзванивали людей. Алексей Петрушевский привез нам еду, ведь дружинников нужно кормить. Он у себя в приюте наварил плова с какими-то булочками, пришел и накормил всех. Ночью мы стали выезжать на объекты, нарезали ленты, Воинов объясняет дружинникам как надо себя вести: «В руки дубинки не брать, руки опустить вниз, в конфликты не вступать, только вести переговоры...».
Стали объезжать все магазины и заправки. Около каждого объекта мы расставляли дружинников. К нам много приходило людей разных национальностей, разных возрастов и разных профессий. Врачи, пенсионеры из Канта, жители регионов... Это было так здорово, все шли с таким желанием помочь, защитить город. Мы всем им повязывали красные ленточки. Потом отбирали по 10 человек, назначали старшего...
Мародерств было в разы меньше, чем в первый раз. Во-первых, у нас общественность уже научилась быстро организовываться. Только у нас в дружине было 5 тыс. человек, мы трое суток держали город. Но я все время бегала к коменданту города и просила: «Быстрее вводите милицию. Мы не должны подменять власть». Я боялась, что если какого-нибудь дружинника убьют, я буду нести ответственность. И только на третьи сутки, когда в город вышла милиция, мы стали отпускать людей. А они не хотят уходить, мол, давайте мы еще кого-нибудь будем защищать.
- Я же говорю, что наши люди сплоченные.
- А когда в Маевке случились события, мы опять приехали всей нашей интернациональной командой. Одновременно в городе Ош и у нас в Бишкеке начались волнения. Фонд Сороса выделял талоны на бензин для машин, кто-то приносил лепешки, кто-то воду. Приносили и деньги, но мы отказывались, чтобы проблем потом не было. Александр Воинов со своими друзьями организовал дружину, которая патрулировала по городу и Чуйской области на 50 машинах пока не прошел референдум. Они присекли много провокаций. Мы помогали им по возможности. Нас называли «Дружина Спартак». Только после референдума мы вздохнули спокойно, как-будто ноша упала с плеч.
Команда Центра помощи детям в г.Талас
- Вы очень активный и неравнодушный человек во всем, оказывается.
- У нас вся команда такая.
- Сколько человек в вашей команде?
– В зависимости от деятельности, человек 15, не считая волонтеров.
– Вы все время в работе?
- Да, мы работаем постоянно, хотя иногда даже бывает так, что мы остаемся без аренды. Сейчас мы на Токтогула-Тыныстанова находимся, в жилом доме снимаем трехкомнатную квартиру рядом с Министерством социального развития. Очень удобно, если пришел малоимущий, мы берем его за бока и сразу в министерство. В 2015 году мы запустили вместе с министерством еще один проект – детский телефон доверия. Три года этого добивались, привлекали депутатов, обращались к Оторбаеву, пока был премьером. Большую помощь оказал Гражданский форум по защите детей от насилия. ЮНИСЕФ в Кыргызстане помог с оборудованием, ремонтом помещения и обучением сотрудников. И вот телефон работает, 800 тыс. сомов бюджет, 6 человек, дежурство круглосуточное. Номер 111. За 2,5 недели уже больше полутора тысяч звонков поступило. Надо отметить, что такой детский телефон доверия единственный в Центральноазиатском регионе. Это один из самых важных механизмов защиты детей, туда ребенок может позвонить самостоятельно и получить помощь.
- Какова стратегия защиты детей от насилия.
- Расскажу о трех этапах профилактики насилия. Первичный, вторичный и третичный.
На первичном уровне необходимо обучать всех, всю общественность, как не допускать и как предотвращать насилие. Второй уровень - это уже для более специализированных служб. Третичный - это еще более специфичная информация для потенциальных жертв насилия и различных служб.
Основной источник профилактики - это информация. Мы хотим добиться изменения поведения как самих жертв и насильников, так и общественности, потому как все живут в социуме. Поведение граждан, реакцию на насилие мы можем и должны поменять.
Если совершается насилие, это видно. Слышны крики, шум. Соседи должны сообщать об этом.
Другой вопрос, что соседи будут сообщать о фактах насилия только в том случае, если они будут уверены, что правоохранительные органы не отпустят насильника, и насилие не будут применено уже по отношению к соседям. Пока до этого уровня не будет доведена безопасность, принцип «Соседского дозора» у нас не будет работать. Но нам нужно добиться, чтобы была внедрена система «Соседский дозор». Чтобы спасти жизнь ребенку, пусть сообщают, пусть лучше мы будем жить прозрачно, как через стекло.
Назгуль Турдубековой 5 лет
- Как детей учить безопасному поведению?
- В европейских странах уже с садиковского возраста начинают обучать детей их правам. Кроме того, в садике, школе, родители и учителя должны обучать детей тому, что их тело неприкосновенно. У нас чужого ребенка можно запросто погладить по головке, покачать на руках, дать ему конфетку. Такое поведение нужно менять. Уже закончилось безопасное время.
Нужно менять поведение детей, родителей и общественности. То есть, должно считаться дурным тоном гладить чужого ребенка по голове, давать ему конфету. Потому что такое поведение усыпляет бдительность ребенка. Ребенок должен знать, что это допустимо только для близкого человека и то, до известных пределов, а незнакомым людям вообще нельзя позволять прикасаться. Уже должны внедряться уроки по безопасному поведению.
- Эффективно ли когда родители ребенку говорят, что он не должен общаться с чужими?
– Это самое эффективное средство, если это не разовый разговор, а система. Дети всегда слушают, что им говорят родители. Но в школе тоже должны обучать тому, как себя вести безопасно. Мы, к сожалению, пока в этом плане хромаем. Одна журналистка рассказывала, что своими глазами увидела, что взрослый мужчина совершал развратные действия в отношении 4-летнего ребенка. Ребенок не понимал, что происходит. А она подняла шум, прибыла милиция. А ведь могла промолчать. 4-летнего ребенка целует старик, можно и мимо пройти. Но она отреагировала. Еще раз хочу сказать, что убеждение, что только в бедных, неблагополучных семьях ребенок может стать жертвой сексуального насилия – это миф, потому что у насилия не бывает социального статуса, национальности и страны. Просто бедные семьи они более открытые, к ним можно легко зайти. А попробуйте попасть в дом к какому-нибудь богатому человеку, у которого дом за семью заборами. И кто знает, что там происходит, это еще большой-большой вопрос.
- Давайте немного о вашей личной жизни поговорим. Вы замужем?
– Да.
– Сколько у вас детей?
– Трое.
Родители Назгуль Турдубековой
– Как вы находите время на семью при своем образе жизни?
– У меня природное свойство, я все делаю быстро. Встаю очень рано, мало смотрю телевизор. Прихожу домой, сразу же начинаю делать домашние дела, у меня расписана каждая минута. Дочке сейчас 2,5 года, сыну 6 лет и старшему 21.
- Такая разница в возрасте детей?
– Я думала, что не буду больше планировать детей. Мне страну спасать надо было, детей защищать, много чего еще сделать по жизни. Но когда старший сын вырос, родители стали беспокоится, что у нас всего один ребенок. Я не хотела, боялась не справиться. Они сказали: «Поможем».
Уговорили, я сына родила. И после него мы с мужем стали жалеть, что можно было и пятерых, вообще-то, родить. Сейчас все условия есть, одни памперсы чего стоят. Это же так удобно. Со старшим сыном я чуть ли не в обнимку с утюгом спала. Пеленки сушила.
- Сколько лет вам было, когда вы родили?
- Младшую дочь я родила в 40 лет. Старшего сына в 23, среднего в 38.
- Как старшие относятся к младшей сестренке?
– Она для них очень маленькая, но уже всех очаровывает (улыбается).
– Кто по профессии ваш муж?
- Инженер-строитель.
- Как он относится к вашей деятельности?
– Он меня во всем поддерживает, успокаивает, всегда говорит: «Не бойся».
– Что бывают опасные ситуации?
- Бывают. И по телефону звонят с угрозами. Мы вели дело одного педофила, защищали его дочь. Так он и звонил, и в офис врывался. Поэтому уметь профессионально работать для нас очень важно. Нужно быть очень организованным, очень понимать специфику работы, чтобы и обратиться вовремя за помощью к милиции, и избежать столкновения с агрессором.
– То есть педофилы еще и не смиряются, борются за свои права?
- Да. Но здесь я хочу уточнить по терминам. Не каждый насильник является педофилом. Педофилия - это серьезная психическая болезнь. Мне психиатры сказали: «Не разбрасывайся словом педофил. По мнению специалистов настоящих педофилов мало». Большая часть такого рода преступлений совершена в состоянии алкогольного или наркотического опьянения.
– Бывает, что насильники раскаиваются? Кто-нибудь из них покончил жизнь самоубийством?
– В нашей практике нет. Себя им очень сильно жалко.
– Сколько насильников вы уже посадили?
- Благодаря работе адвокатов нашей организации и адвокатов Центров помощи детям Бишкек, Тюп, Каракол мы добились того, чтобы преступники были приговорены в общей сложности к 180 годам лишения свободы.
- Адвокаты по всем делам бесплатно работают?
- Нет, конечно. Адвокаты дорогие. Раньше я буквально ходила и просила у всех деньги. У того 2 тыс. возьму, у этого 3. А сама сижу и думаю, ну, сколько можно «попрошайничать», это несерьезно. Долго думали – где же взять деньги. Потом написали грант в Посольство Америки. Они поддержали.
И еще я хотела сказать спасибо вам за ваши проекты «Я-Репортер» и «Сводка».
– Нас так ругают, упрекают, что мы выставляем чернуху.
– А как бы мы узнавали об этих вопиющих случаях? По всем, без исключения, опубликованным случаям мы реагировали. Буквально по последним вашим сообщениям я позвонила в Кочкорку, а там оказалось два случая, а не один. Еще одну девочку мужик изнасиловал, когда она пошла за картошкой. Мы сразу и ей дали адвоката. По Нарыну со смертельным исходом мы тоже нашли мать, отправили медиаторов.
Ни один случай, опубликованный на вашем сайте, не остался без внимания. Вы даже можете сделать хронологию. По всем случаям, опубликованным на АКИpress, мы вмешивались, предоставляли правовую помощь, мониторили ход расследования.
Журналисты играют большую роль в искоренении насилия у нас в стране. Если бы не пресса, мы бы не знали, что происходит и как на это реагируют. Надо писать об этом обязательно. И для общественного резонанса, и чтобы контролировать ход дела. Нельзя умалчивать ни в коем случае.
Специально для АKИpress В. Джаманкулова
