Интервью было опубликовано в марте 2010 года

- Где Вы родились?

- Я родился в городе Фрунзе. Здесь я вырос и по сей день живу. Учился в школе №10 им. М.В. Фрунзе. Это была средняя мужская школа, тогда раздельное обучение было. Только в 54 году объединили мужские и женские школы.

- Кто Вы по национальности?

- У меня многопрофильная национальность. Во мне течет вся среднеазиатская кровь. Папа был наполовину таджик, наполовину узбек, мама – наполовину узбечка, наполовину - кыргызка.

- Кто были Ваши родители по профессии?

- Они были самые обычные, простые люди.

- У Вас много братьев, сестер?

- Нас было трое: сестра, я и младший брат. Сестра у нас уже умерла.

- Вы с детства мечтали быть врачом ?

- Да нет. Так само собой получилось. Поступил в медицинский институт, а хирургом стал случайно, просто на шестом курсе в качестве специализации выбрал хирургию.

- В каком году Вы закончили институт?

- Институт я закончил в 1960 году, 47 лет тому назад.

- Какова Ваша специализация в хирургии?

- Я занимаюсь общей хирургией,

- То есть Вы все оперируете: и травмы, и внутренние болезни?

- Да. Я хирург общего профиля, я должен уметь делать все: и на грудной клетке, и в брюшной полости, и на сосудах, и на почках, и на мочеточенике, Ну, в общем, на органах забрюшинного пространства. Так это называется.

- Это тяжелая профессия?

- Ну, смотря как заниматься ею. Если заниматься, так, между прочим, то это очень просто. А если по-настоящему, то, наверное, серьезнее этой профессии в медицине нет. Потому как любое оперативное вмешательство опасно для жизни больного и ответственность очень большая. Если ты уже идешь на операцию, то ты полностью отвечаешь за больного, хотя ведь ситуации бывают разные. Иногда врач-хирург не виноват в плохом исходе, болезнь была запущенная и тяжелая. А в народе бытует мнение, мол, врач зарезал. Все тонкости не расскажешь родственникам, а если даже и расскажешь, то они не поймут, потому что нет у них медицинского образования. Бывают очень сложные ситуации. Так что когда у тебя на острие ножа находится больной и вопрос стоит, быть ему или не быть, это очень опасно и серьезно и нельзя хирургию сравнить ни с какой другой специальностью. Возьмем, допустим, актера. Ну, забыл текст, неправильно сказал. Посмеются люди. Но это же не трагедия. Или если учитель плохо знает материал. Отчитают его. Но никто же не умер. А вот когда ты играешь человеческой жизнью, образно выражаясь, это очень серьезно.

Я ни в коем случае не принижаю другие специальности, и терапия нужна, и кардиология, и кожники и все остальное, но хирург – единственный, кто внедряется в организм человека. Он по сути своей является агрессором и вторгается в человеческое тело. И раз он это делает, значит, он за этого человека отвечает. Здесь не получится: дал таблеточку - не помогло, дам другую. От действий хирурга зависит судьба больного. Насколько это все было сделано тщательно или насколько, например, имелись показания к оперативному вмешательству. Хороший хирург не тот, кто хорошо оперирует, а тот, кто находит противопоказания к оперативному вмешательству. А сейчас пошла такая мода в связи с тем, что очень странные отношения народились, во всяком случае, для медицины – странные, я имею ввиду коммерческие. Я понимаю, когда все эти рыночные отношения имеют место в торговле капустой или там картошкой. Но коммерция ни в коем случае не должна отражаться на медицине. Это самое пагубное для медицины, что можно придумать. Когда это направление начинает укрепляться в медицине нашей страны, тогда больных оперируют без всяких на то оснований.

- Абсолютно с Вами согласна в части бездумных операций. Знаю несколько случаев, когда людей оперировали, тогда когда можно было вполне обойтись без скальпеля.

- Так ведь проблема в том, что отсюда и все послеоперационные осложнения. Есть такая закономерность, я уже неоднократно говорил об этом. Чем больше выражен патологический процесс, чем больше проявляется болезнь, тем легче она протекает после операции. Чем меньше этот процесс выражен, тем труднее, со всеми осложнениями протекает эта болезнь после операции. Если вы оперируете больного, у которого очень выражена болезнь и выхода другого нет, то послеоперационный период будет протекать очень гладко, а если вы оперируете, основываясь на коммерческих интересах, и берете на стол больного с неявно выраженными симптомами (что-то болит, что-то не болит), то есть с весьма относительными показаниями, то послеоперационный период протекает очень сложно. Это говорит о том, что больной оперирован не по показаниям. В хирургии существуют абсолютные показания и относительные. И больных надо оперировать только по абсолютным показаниям. Что значит относительные показания? Это когда можно сделать, а можно и не сделать. А лучше и не делать. Но когда это связано с коммерцией, с рыночными отношениями, то операции делают в любом случае, потому что с больного получают деньги. Деньги затягивают в эту трясину ненужных операций. Больной-то об этом не знает, больному можно сказать все, что угодно. Он же не медик. Ему могут такие страсти наговорить, что он от испуга идет под нож. А после операции могут наступить различные осложнения вплоть до смерти. Масса случаев, когда больные гибнут. Хорошо когда можно еще что-то сделать. Сколько мы таких ошибок исправляем.

- Мы однажды привезли родственницу в клинику 2 города с внутренним кровотечением, и врачи очень настаивали на операции, а это значило убрать желудок на четверть. Родственники, к счастью, все врачи и они не согласились на операцию. В результате эта женщина живет и здравствует, слава богу. И все у нее зажило.

- А это сплошь и рядом. Там где сугубо рыночные отношения, нет настоящего руководителя, нет школы. К нам каждый день приходят люди, и после операции, и сбежавшие от таких операций. Первые — лечиться от осложнений. Вторые хотят убедиться, нужна ли была им операция. И выясняется, что совершенно не нужна была. Поэтому я говорю, что эти рыночные, поганые отношения нельзя переносить на медицину, во всяком случае, на хирургию. Это самая отвратительная сторона нашего общества.

- Но как-то же медицина должна зарабатывать.

- Она должна зарабатывать путем повышения своего мастерства. Никогда нельзя вынуждать больного, чтобы он отдавал какие-то материальные блага. Это самый отрицательный момент у врачей. Я всегда говорил, врачи берут взятки, потому что государство заставляет. Оплата работы врача настолько низка, оскорбительна, и унизительна, что он вынужден брать, ведь он должен прокормить не только себя, но и семью. Обычный врач получает в лучшем случае 1000 сомов в месяц, и я хочу спросить, а можно ли прожить на эти деньги. Ведь невозможно. Но я тем менее против этих взяток, потому что больные разные – это и нищие пенсионеры, это и такие же нищие, как врачи, учителя. Или бюджетники с мизерной оплатой. Ну, как с них брать? Этого нельзя делать.

- А как у Вас в больнице с этим обстоит дело? У Вас же тоже платные операции?

- У нас абсолютно бесплатные операции. Мы делаем операции бесплатно, поскольку дотируемся государством. Больные вносят сооплату и сами приобретают дополнительные лекарства. Препараты находятся у них в палате, и мы при них эти лекарства колем. Государство не в состоянии сейчас полностью обеспечить лечение от и до, а при очень тяжелых заболеваниях необходима масса дополнительных дорогостоящих, сильных антибиотиков. Их действие не сравнить с теми препаратами, которые может предоставить больница. Хотя мы и то, и другое предлагаем, больной выбирает сам. Но, эффект, естественно, разный.

- Все-таки труд хирурга заслуживает больших денег...

- Но это не должно быть коммерцией. Государство должно обеспечивать.

- Но наше государство не в состоянии это делать из-за собственной бедности.

- Это другая полемика. Я говорю о том, как должно быть. А разве можно с онкологических больных брать деньги? Работа часто пустая. Ты сделал операцию, а через три месяца он приходит к тебе в еще более худшем состоянии. Человек бешеные деньги оплатил за операцию. Может быть, это были последние деньги. Он надеялся на хороший исход и все отдал.

- А у Вас оперируются онкобольные?

- Бывает, попадаются. Это очень тяжелые больные. Вроде сделаешь все нормально. А раковые клетки уже через лимфатическую систему пошли по организму. Онкобольные не должны лечиться хирургическим способом. Я надеюсь, медицина дойдет до такого уровня, когда нужно будет прокапать лекарство, чтобы опухоль рассосалась. А механическое удаление при этой болезни - условно радикальное, вроде ты удалил рак, а метастазы уже где-то возникли.

- Вы каждый день оперируете?

- Да. Бывает по три-четыре операции в день.

- И в выходные?

- И в выходные, конечно, оперирую. Больные ведь поступают в любой день.

- В народе часто звучит выражение клиника Акрамова, а Вы работаете в государственной больнице.

- Да, это государственная больница, я заведую здесь хирургическим отделением.

- Сколько под вашим началом людей работает?

- Хирургов, человек 15.

- Судя по всему, менеджмент поставлен у Вас очень хорошо.

- А что такое менеджмент? Я не знаю такого слова. Для меня это незнакомые иностранные слова.

- Ну, имеется в виду управление персоналом и деятельность отделения.

- Работа у нас поставлена обычно. Каждый хирург должен приходить вовремя, скажем в 8 утра, а уходить должен тогда, когда ему позволяет работа. И 10, и 12 часов, и сутки, и двое, и трое, и четверо он будет находиться здесь, если того требует ситуация. И это бесплатно, ему оплачивают только 6 часов рабочих. А все остальное время они работают из любви к искусству.

- То есть все ваши хирурги так самоотверженно работают?

- А я так поставил. Если человек не может именно так работать, значит пусть он ищет такую работу, где может отработать свои шесть часов и спокойно уйти домой. Юридически он прав, я не могу его заставить. Он может, конечно, так работать, но только не у нас. Пожалуйста, в других учреждениях. А если хочешь здесь работать, то будешь уходить тогда, когда позволит состояние больного.

- А какими еще качествами должен обладать человек, чтобы работать у Вас?

- Если он согласен тратить все свое время на работу, значит он любит это дело, а если любит, то должен учиться. Учиться много лет, практически всю жизнь.

- Вы строгий руководитель?

- Я не строгий, я просто требую то, что необходимо для работы и все.

- Вы можете накричать на подчиненного?

- Не то что накричать, я могу выматерить за неисполнение обязанностей по отношению к больным. В личную жизнь своих врачей я не лезу, и не имею на это никакого права, но характер, настроение не должны отражаться на работе. Меня интересует только работа. Мне неинтересно, что настроение у кого-то там испорчено.

- А как Вы переживаете смерть больных?

- Смерти бывают разные. Иногда врач совершенно неповинен. А если по вине врача погибают больные, то это страшно.

- У Вас бывали такие случаи?

- К великому счастью таких моментов у меня не было, или Бог или мой ангел меня хранили. Может из-за того, что я никогда не стремился обгонять время.

- То есть?

- Есть определенные моменты в жизни хирурга, которые он не должен перескакивать. Нужно сначала одну ступень отработать, отшлифовать, закончить. Только потом приступать к следующей по степени трудности. Очень часто хирурги стараются перескочить этапы, а этого делать не надо. Я всегда своим говорю: «Запомните одну простую вещь: придет ваше время, и вы научитесь». Время опережать нельзя, иначе можно сломать себе шею. Так сломал себе шею Эркин Маматов.

- Он хороший хирург?

- Средний, таких сотни и тысячи. Но у него болезнь денег. Не надо всех подряд оперировать.

- Что по-вашему хороший хирург тогда, когда больной уже лежит на столе?

- Я уже сказал, хороший хирург тот, кто находит противопоказания к операции, второе – он должен обладать не только специальностью врача-хирурга, он должен знать хорошо все смежные специальности: терапию, кардиологию, инфекционные болезни, фармакологию, нервные болезни, реанимацию, анестезиологию, физиологию, патафизиологию. Это базовые знания, на которых формируется хороший врач-хирург.

А практические навыки даются десятками лет. За год или за пять лет их невозможно наработать. Всю жизнь надо учиться. И врач должен работать, не считаясь ни с чем. Воскресенья, дни рождения, Новый год, Пасха, хороший урожай – это его абсолютно не должно волновать. Он должен быть на работе столько, сколько нужно. И мизерная зарплата, которую хватает на хлеб и на воду без заварки, его не должна смущать.

- Это дело вашей жизни, но не все же так могут.

- Да, это дело каждого, но это их проблемы. Если ты хочешь быть нормальным специалистом и чему-то научиться, то надо отдавать время и силы своей профессии. Нельзя быть нормальным специалистом и одновременно иметь семью, все праздники праздновать, по гостям ходить, гулять, отдыхать в отпуск ходить.

- Ваши люди работают день и ночь, при этом получают копейки, и при всем этом у них нет возможности получать деньги с больных?

- Никаких взяток, это нельзя. Если врач очень хорошо сделал свою работу и больной сам посчитает нужным его отблагодарить подарком, то это не запрещается. Мне, например, часто приносят (уже все знают мой стандарт): бутылку коньяку и коробку конфет.

- Коньяк любите?

- Нет, я вообще непьющий человек. А коньяком я расплачиваюсь за работу с сантехниками, с плотниками, с садовником.

- А как вы к частным медицинским учреждениям относитесь?

- Я категорически против частной хирургии. В нашем обществе это недопустимо.

Скажем, эндокринологические, стоматологические, кардиологи, амбулаторная гинекология, кожные болезни это можно, но ни в коем случае не хирургия.

- Система частных учреждений подразумевает, что больной может выбрать сам, где ему лечится, и государство при этом платит свою долю.

- Это нормальная и даже прекрасная система, если оплата соответствует жизненному уровню больного, а если нет, то с чего он будет платить? Где ему взять деньги? Трагедия именно в этом.

- Вы живете здесь в больнице?

- Да я живу здесь. И круглые сутки нахожусь на работе.

- Сколько лет Вы живете в клинике?

- Я живу здесь 15 лет.

- А у Вас есть другое жилье?

- У меня есть квартира. В ней живет мой брат.

- Вы едите больничную еду?

- Да. Здесь каша есть обязательно, на обед жидкое.

- А Вы были когда-нибудь женаты?

- Нет.

- Почему?

- А зачем влачить нищенское существование и еще вовлекать в него чью-то дочь. Это разве нравственно? Ну, скажем, я вас люблю. Без вас жить не могу. Вы тоже без меня. Квартира стоит сейчас 100 долларов минимум. Мы ее снять не можем на мою зарплату. Будем жить в подъезде. Вы согласны жить в подъезде?

- Нет.

- А еще кушать надо. У вас есть мама, папа, вы - любимая дочь. Родители хотят, чтобы ваша судьба была устроена, чтобы вы вышли за обеспеченного человека, чтобы он создал вам хорошие условия, они не хотят, чтобы вы жили в подъезде. Так я себе задал вопрос: имею ли я моральное право вешать на уши лапшу, обещать золотые горы, если этого не будет. Государство меня оскорбило и унизило своей зарплатой. Не ругает меня, не материт, а просто дает такую зарплату за мою работу. А ведь это ответственность страшная. Почему мне не платят за страх? Я до сих пор, когда оперирую, весь дрожу. И до операции, и во время операции, и выхожу весь дрожа. Это в высшей степени унижение человеческого достоинства. Я трезво рассуждал: у меня другой специальности нет, и с помощью ее я не смогу прокормить семью

- А Вы любили когда-нибудь?

- Конечно. И до сих пор люблю. Любви, как известно, все возрасты покорны. Я любил многих и самых разных женщин, но самая сильная моя любовь уже на том свете.

- А как Вы ухаживаете за женщинами?

- Ну, могу в кино пригласить, на прогулку. Обычное ухаживание.

- Многие женятся без всяких условий, а потом все налаживается.

- Ну, это их дело, а я принципиально так решил, я знал, что никогда в жизни не смогу семью нормально содержать.

- С вашими-то руками и талантом хирурга?

- А причем тут мои руки? Я же не вор и не взяточник. Я живу только на зарплату. Вы хотите знать какая у меня зарплата? (Набирает номер бухгалтерии, передает мне трубку. На другом конце провода называют цифру 2584 сома, в эту сумму входит ставка зав. отделением 235 сомов, ставка доктора наук 600 сомов, ставка заслуженного врача - 181 сом, с вычетами получается 1020 рублей).

- Но это же чудовищная оплата для специалиста Вашего уровня!

- А рядовой врач получает еще меньше, у него где-то 800 рублей выходит. Вот я и спрашиваю: можно ли прожить и создать семью на 800 сомов в месяц.

- А с сооплатой сколько врач получает?

- Это все вместе.

- Не все могут как Вы работать, Вы уникальный человек.

- Хирург должен все время заниматься своей работой. Хирург-полуфабрикат не может быть. Вот Вы доверите свою жизнь такому полуфабрикату?

- Нет. Вам точно доверю, хотя не дай Бог.

- И никто полуфабрикату не доверит. Каждый хочет высокого уровня профессионализма.

- А Вы помните свою первую самостоятельную операцию?

- Нет. Не помню. Это уже так давно было.

- То есть свой первый страх Вы не помните?

- Да, наверное, не было такого страха в то время, потому что поначалу операции всегда делаются под контролем опытного врача .

- Как долго?

- Стандартов не бывает в нашем деле. Это зависит от индивидуальных характеристик, школы, от того, как анализирует врач, в общем, от очень много факторов.

- Вы внесли какие-нибудь инновации в хирургическое дело?

- Есть у меня свои уникальные разработки, которых в мире нет.

- Например?

- Есть такая болезнь панкреонекроз, если перевести на русский, то это болезнь, при которой ткани поджелудочной железы отмирают. Смертность от этой болезни очень высокая. При тотальных панкреонекрозах смертность доходит до 95%. Моя методика, которую я внедрил у нас в клинике, дает минимальную смертность, и в мире нет такой статистики как у нас, максимальная смертность составляет 13 процентов.

- В чем суть Вашей методики?

- Все гениальное, как известно, просто. Принцип заключается в том, что обнажается поджелудочная железа, и к ней подводятся разные дренажные трубки, они выводятся через поясничную область справа и слева, Это технически очень сложная операция, обязательно вскрывается живот, нужно заходить внебрюшинно, отслаивать толстую кишку справа и слева. После такой операции железа омывается круглые сутки в течение трех-четырех месяцев дезинфицирующим раствором. У нас один больной даже семь месяцев лежал. Уходит где-то три тонны жидкости. Таким образом, вся эта мертвая ткань постепенно отмывается и человек выздоравливает.

- Вы признавали только прямое переливание крови от человека к человеку. Почему?

- А вся эта консервированная кровь нежизнеспособна. Я имею громаднейший опыт в этом плане, люди намного быстрее выздоравливают после вливания такой крови. Мы льем не 200-300 грамм, а до семи литров крови.

- А как вы находите доноров?

- Ну, надо искать. Родственники, друзья больного помогают. Но сейчас запретили прямое переливание крови, боятся заражения СПИДосм, гепатитом.

- От консервированной крови тоже ведь заражаются.

- Считается, что консервированная кровь проверяется.

- Сейчас Вы не делаете прямые переливания?

- Нет. Экспресс-методов на выявление инфекций нет. Но я вот хочу задать такой вопрос. Если вы попали на операционные стол и я вам перелью консервированную кровь, но вы умрете точно, а если я сделаю прямое переливание, то гарантирую жизнь, то, что ВИЧ будет не будет, это большой вопрос, но будете жить. Так что выбираете?

- Не знаю. Ни то, ни другое. Просто здоровье. Эрнст Хашимович, вы уникальный специалист. А вас когда-нибудь приглашали в другие страны работать?

- Никто и никогда не приглашал и не пригласит. Запомните, прежде чем работать за границей, вы должны подтвердить свой диплом, заново сдать все экзамены на языке той страны. Надо в совершенстве знать язык.

- Ну а в Казахстан?

- А мне уже в моем возрасте никуда не надо дергаться, надо сидеть дома и заниматься своим делом. Я и не пытался раньше. Никогда не стремился к деньгам, меня богатство совершенно не увлекало и сегодня я так, между прочим, к материальным благам отношусь. Самое главное – моя работа.

- А в партию «Моя страна» вы по убеждению входите?

- Да. Я за справедливость и гуманность. В нашей партии именно такие люди.

- А вы знаете, кто еще из известных людей в вашей партии?

- А мне это уже неинтересно, меня это не волнует. Я был одним из создателей этой партии.

- Спортом занимаетесь?

- Сейчас уже нет.

- А как поддерживаете тонус? Вообще нормально со здоровьем?

- Я вам скажу одну простую вещь: ничего вечного нет. Человеческий организм – подобие машины. Новая машина не ломается, а когда машина стареет – одна деталь летит, другая. В конце-концов, машина выбрасывается на свалку.

- Сколько Вам лет?

- 71 год.

- Вы до сих пор оперируете, активно участвуете в общественной жизни, ясно мыслите, делаете сложные операции по 11 часов. Это же показатель здоровья. Как надо жить, чтобы быть здоровым?

- Знаете, люди мало представляют себе биологические факторы самого организма. Речь не идет о человеке, который ведет распущенный образ жизни. А вот средний организм очень сильно определяется генетическими факторами. Я знаю много случаев, когда люди всю жизнь жили благополучно во всех отношениях, не пили, не курили, стрессов не было, питались хорошо, но в один момент – болезнь, и все — вдруг ломается организм. Все решает генетика. Конечно, надо стараться держать себя в разумных пределах.

- У Вас помимо хирургии есть еще одно увлечение — благотворительные вечера классической музыки. Почему Вы их устраиваете?

- Ну, кто-то же должен заниматься благими делами для пенсионеров, неимущих. Вечера классической музыки проводится именно для них. Вход бесплатный.

- А артисты выступают бесплатно на таких концертах?

- Нет. Мы оплачиваем их работу. Я подтягиваю спонсоров.

- И что спонсоры отзываются на ваши просьбы?

- Очень хорошо нам помогал бывший посол России Шмагин. Новый посол далек от этого дела. Шмагин был очень культурным человеком, глубокого понимания, широких взглядов. Он понимал, что связи с народом налаживаются через культуру, через спорт. Именно это сближает людей. Я провожу эти вечера для поднятия культурного уровня, чтобы не забыли, что существует еще мировая классика, кроме национальной фольклорной музыки. Это определенный уровень. К нам приезжает много людей. Куда их повезти? На какие мероприятия? У нас в Минкультуре случайные люди, они очень далеки от культуры. А человек искусства должен воспитываться с детства. Я всю жизнь увлекаюсь классической музыкой. Вообще увлекаюсь всем прекрасным, картинами, и, кстати, большой спорт – это тоже прекрасно, обожаю смотреть соревнования по телевизору.

Сейчас беда для города в том, что вся деревня переехала сюда. Города как такового не стало. Культуры нет. Как обвинять молодых людей, которые приехали из деревни? Они росли там, где не было оперы, балета, классической музыки. У них понятия нет, базы культурной нет. Им незачем знать, что есть опера Чио Чио Сан, музыка Мусоргского, Чайковского. Они не привыкли, у них нет потребности в такой музыке. А ведь именно это поколение должно заполнять зал. Страшный спад произошел с развалом Союза, в культурном отношении мы откинуты на лет 60. Города Фрунзе нет. А это был очень культурный город. Сейчас же все заплевано, захаркано, подъезды загажены. Городских киргизов практически не стало.

- А как вы относитесь к проблеме языка? Недавно был конфликт в парламенте, когда депутаты отчитали замминистра МИДа за то, что он отвечал на русском языке.

- Русский язык – великий, без него ни туда - ни сюда, это окно в мир. Через русский язык мы узнаем обо всем. За пределы Киргизии, в страны СНГ, выедете и даже не сможете спросить, где туалет. Русский язык - язык межнационального общения. И молодежь наша должна знать этот язык, чтобы, попадая в соседние страны, они могли просто разговаривать с людьми. Ну, или английский надо знать в совершенстве, или любой другой из мировых языков. Вот сейчас к нам поступает молодежь из районов. Совершенно не знает русского языка. Ну, хорошо, что я владею на бытовом уровне киргизским языком и могу общаться с ними. Но они же могут оказаться в такой ситуации в России. Это же трагедия.

- Вы любите большой спорт, имели к нему отношение?

- Я мастер спорта по спортивной гимнастике. Чемпион республики неоднократный, входил в сборную нашей республики.

- Спортом когда перестали заниматься?

- В 34 года я ушел из серьезного спорта.

- Как Вы отдыхаете?

- Я в больнице отдыхаю.

- Друзей у Вас много?

- Единицы.

- Вы общаетесь с коллегами – медиками?

- С некоторыми.

- У вас есть ученики?

- Да, они много лет со мной работают.

- Вы считаете, что достигли высот в хирургии?

- Высот никто в хирургии не достигал.

- Вы знаменитый хирург, уважаемый человек, проживаете большую, интересную жизнь. Что Вы от жизни еще хотите?

- Мне сегодня уже не о чем мечтать, мечтают в детстве, в молодости, на профессиональном подъеме. Жизнь – это как кривая, по которой поднимается и опускается за горизонт солнце. В моем возрасте солнце закатывается и близится к горизонту. Наступает ночь. Я все это очень трезво понимаю. Меня уже, честно говоря, в личном отношении ничего не интересует. У меня нет личных запросов, меня не интересует богатство, благополучие, я не хочу построить дом. Мне достаточно провести ночь на кушетке в моей больнице и с утра заняться своей работой. Я круглый год так живу. Есть у меня мой письменный стол, есть мои больные. Я за всю свою жизнь на Иссык-Куле-то всего два раза был. У меня отпусков не было. И в горы я не езжу. Удовольствие мне доставляет только работа. Человек живет только для того, чтобы творить.

- Вы счастливо прожили предыдущие годы?

- Каждый по-разному воспринимает счастье. В концлагере перед входом в крематорий было написано: «Каждому свое». Так что стандартов нет. Каждый по-своему обустраивает жизнь. Я часто своим больным задаю вопрос: «А в чем счастье?» По-разному люди отвечают: семья, дети, внуки. Или кто-то обворовывает свой же народ и считает это счастьем своей жизни. А он просто вор. И в этом все его счастье. Я считаю, счастье существует в нескольких элементарных спектрах: если человек может рано проснуться, пописать, покакать, умыться, покушать, одеться и пойти на работу. Ибо если человек лежит парализованный в золотом замке, если человек не может элементарно пописать, то ему бриллианты и золотые дворцы не нужны. Счастье в обычной жизни: встал, увидел солнце, голубое небо и пошел на любимую работу – вот это настоящее счастье, а все остальное ерунда.

В. Джаманкулова, специально для АКИpress.