16+
Ефим Борисович Якир

Сегодня гость нашей рубрики легендарный завуч знаменитой школы. В свое время он создал чрезвычайно успешный проект – математическую школу № 61.

Интервью опубликовано в марте 2010 года
Сегодня гость нашей рубрики легендарный завуч знаменитой школы. В свое время он создал чрезвычайно успешный проект – математическую школу № 61. Многие его ученики достигли мировых высот в разных областях науки и техники. Знакомьтесь: Ефим Борисович Якир.

- В каком году Вы уехали из Кыргызстана и почему?

- Я уехал в 1993 году, когда уже началась перестройка. Но уехал не потому, что был разочарован или обижен чем-то. Я патриот Кыргызстана. Всю свою жизнь до отъезда я прожил здесь. Кыргызстан - моя родина. А уехал я только потому, что моя семья так решила. Все родственники жены жили уже в Америке. Вопрос у нас стоял так: или она уезжает, а я остаюсь, или мы уезжаем вместе. Но дети поддержали ее, и я был вынужден смириться. Я никогда бы не уехал, если бы не решение семьи… Мои коллеги из 61 школы знают, сколько я пережил, как непросто мне далось это решение…

- Тяжело было?

- Очень тяжело. Очень. Вы представляете, что это значит - проработать в одной школе 30 лет и жить только этой школой? А у нас школа была одна из первых с математической специализацией в Союзе, она гремела на всю эту огромную страну, все знали о 61 школе.

- На самом деле, в то время ваша школа была, как сказали бы сейчас, самым раскрученным брендом в системе школьного образования.

- Д-а-а… Если наши ребята приезжали поступать, допустим, в Физико-технический институт или Московский инженерно-технический, то все уже знали: «О! Приехала 61 школа, якировцы». Причем, многие работники лучших вузов страны бывали в нашей школе, они знали гостеприимство киргизского народа. Поскольку у нас учились и дети высокопоставленных родителей, сами же родители приглашали этих гостей. Показывали Иссык-Куль, альплагерь, Джалал-Абад, но все равно основное пристанище гостей было в нашей школе. Так что школу знали. Но самый пик ее известности пришелся на время до перестройки, в период Масалиева. Акаев тогда был завотделом ЦК. А до того он работал в Политехническом институте, и у нашей школы была очень тесная связь с этим вузом. В 1988 году мы стали первой в Союзе (!) школой, где было введено программирование и работа на электронно-вычислительных машинах. Об этом даже писали в передовой статье в газете «Правда», а это в то время дорогого стоило. У нас был оборудован первый компьютерный класс. Ну машины, конечно, были не ахти - Ямахи, Агаты, но тем не менее. Зато были привлечены очень квалифицированные преподаватели с кафедры информатики Политехнического института, которую возглавлял в то время Акаев. На базе нашей школы проходили семинары, и он на них неоднократно выступал. Ну, и его дочь здесь училась, вы знаете. Акаев читал у нас лекции по голографии. Вообще, лучшие преподаватели стояли у истоков: Укуев, Рапопорт, Десяткова и т. д. Они у нас работали почасовиками. Это было очень престижно для школы. Постепенно стали внедрять компьютеры и в других школах. А очень многие ребята из нашей школы учились в самых лучших вузах Союза. Они стали учеными, изобретателями, очень успешными людьми. И на сегодня наши выпускники и в Пентагоне работают, конструируют беспилотные самолеты, и в Израиле наш выпускник работает над шлемофонами, которые установлены на всех американских истребителях. Нишанов Гор, наш выпускник, сегодня является одним из разработчиков компании Microsoft. А когда-то он стал победителем всесоюзной олимпиады по информатике.

- То есть каждый выпуск математического класса дал миру выдающихся людей.

- Стопроцентно! В каждом классе были победители олимпиад и городских, и республиканских, и союзных. В основном участники всесоюзных олимпиад были из нашей школы. Я не помню, чтобы из других школ было представлено столько участников всесоюзных Олимпиад.

- Ребята, которые достигли успеха, хорошо учились?

- А это неважно. Совсем неважно. Изобретатели, люди нестандартного мышления часто не только не медалисты, а даже и просто двоечники. И Эйнштейн ведь плохо учился.yakir2

- Так Вы не гнались за оценками?

- А не должно быть процентомании и погони за оценками. С теми, кто шел на медаль, работа, конечно, велась, и это нужно было делать. Если учитель не помогает такому ученику, это минус учителю. Но то, что ученик – отличник, абсолютно ничего не означает. Из тех, кто на сегодня добился очень больших успехов, только один был медалистом. Нишанов тоже не был медалистом, зато по информатике он был первый. Юрий Свирденко работал в засекреченном проекте «Буран».

- 61 школа – уникальное явление, настоящая фабрика по производству успешных людей. Как по-вашему, в чем секрет этого успеха?

- Основная задача школы была такая – учить учиться. Если весь класс не имеет одних и тех же целей этого очень трудно достичь. Но когда класс состоит из учеников с примерно одними и теми же способностями и целями в образовании, то можно их научить самостоятельному применению знаний. Всякие методы есть, но когда человек сам берет книгу, чтобы разобраться, а не выполняет заданное учителем, то основная задача школы выполнена. И знаете, это очень трудно сделать с обычным контингентом учащихся. Только если класс состоит из равномерно развитых учеников, тогда можно заниматься по более сложной программе. Работа обычной школы строится так, что больше внимания уделяется слабым ученикам. Что было самое главное для учителя обычной средней школы? Чтобы у него не было двоечников. Это был один из показателей работы учителя. А вот чтобы научить учиться, освоить программу повышенной сложности, надо иметь определенный особый контингент учащихся. Только они могут осилить программу, находясь все вместе в одном классе, подтягиваясь один к другому. Не все выдерживали, конечно, но знаете, так получалось, что мало кто был отчислен из математических классов, потому что задачу развития интереса к предмету мы тоже ставили. Разовьешь интерес к предмету, и тогда можно получить результат. Перед моим отъездом мы имели уже 10 математических классов. Это была самая большая в Союзе школа по количеству математических классов. Представляете, сколько было ребят, которые могли достичь выдающихся успехов в разных областях науки и техники. Что и произошло. Так оно и было. Наши ребята стремились поступить в вузы с повышенными требованиями. Экзамены там сдавались в июле. И тех, кто не проходил по конкурсу в эти вузы, тут же забирали другие вузы и зачисляли без экзаменов. То есть, вступительные экзамены в августе, а наши ученики уже в июле все зачислены. Некоторые не поступили в институт физики и оказались в других вузах, но даже большего достигли. Конструктор шлемофонов, к примеру, не поступил в физтех, но его сразу забрали в Институт стали и сплавов. И вот – результат. Кстати, его отец занимался теоретической физикой здесь, его называли кыргызским Эйнштейном.

- А как вы сейчас оцениваете уровень школы?

- Я сегодня был на дне лицеиста и на открытии информационного центра в 61 школе и, знаете, я чуть не прослезился. Как все было обставлено! В наше время такого не было. Но уровень знаний значительно отличается. Сравнивать нельзя. Контингент учащихся абсолютно не тот. Многие не достойны учиться в математической школе, но они идут сюда. С таким контингентом учащихся мы того уровня еще долго не добьемся. И это не вина коллектива.

- Но сейчас тоже сложно попасть в эту школу.

- А я вам скажу почему. Здесь стало больше тех, кто не должен учиться в этой школе. Вы же понимаете, что если есть престижная школа, то каждый стремится сюда попасть. Вы понимаете, математическая школа держится на двух китах. Первое - это контингент учащихся. Второе – это кадровый состав. Если эти две составляющие, сильные ученики и сильные преподаватели, отсутствуют, то считайте, что нет математической школы. С кадровым составом надо работать, надо привлекать своих бывших учеников, которые имеют склонность к учительской работе, а не так что некуда идти ему, и он идет в учителя. Хотя ситуацию я знаю, по городу и так не хватает 400 учителей. А здесь должны быть не просто учителя, а Учителя. И тогда, в мое время, было не очень просто найти их. И если даже они приходили в нашу школу, то иногда боялись в некоторые классы заходить. Если давали выпускать класс, учитель которого неожиданно уехал, или еще что-нибудь с ним случилось, то заменить его было не так просто. И хотя уровня того уже нет (тогда ведь уровень преподавания и в обычной школе был совсем другой), но, слава богу, 61-я школа есть, она сейчас лучшая в городе по качеству обучения, и она, несомненно, будет еще долгое время лучшей школой города. Я во всем поддерживаю нынешнего директора Юрия Николаевича Низовского, в дела его не вмешиваюсь, но обсудить, посоветовать всегда могу.

- Как Вы переманивали лучших учителей?

- А очень просто. Во время олимпиад я предлагал, хотели бы вы работать в 61 школе. Но математиков я переманил только двух – Гольдштейна Арона Моисеевича и Самарского Евгения Федоровича. Арон Моисеевич был директором школы, я его перетянул к нам вместе с учительницей литературы Донарой Германовной Белоножкиной. В математической школе не должны быть только математики сильные. Все остальные предметы тоже должны вести лучшие преподаватели. Химики у нас были самые сильные Ольга Борисовна, Ася Дмитриевна (она сейчас в Нью Йорке). Ведь если будут только математику преподавать качественно, то многие ученики могут просто уйти, не все настолько любят математику. Многие наши ученики закончили химико-технологический институт и поступали в мединститут. Вот, например, Саша Тененбаум, мы его считали вундеркиндом, он с 5 го класса учился в нашей школе, закончил ее в 15 лет и поступил в мединститут. Математику знал отлично, но стал кардиологом. Я, кстати, его познакомил с девушкой из Вознесеновки. Она дочь моих друзей и мне как дочь. Саша женился на ней, потом они уехали в Израиль. Я у них недавно был по их приглашению. В Израиле, кстати, было 60 наших выпускников. Я их поименно помню, потому что несколько лет всего один математический класс был в школе. Так вот, сейчас Саша Тененбаум - лучший кардиолог Израиля. У него опубликовано 150 научных работ. Он тесно работает с японскими учеными, читает лекции в Токио. Саша проводит научно-исследовательскую работу с людьми, а его японский коллега с животными. Этого японца выдвинули на соискание Нобелевской премии, а Саша фигурирует в работе японского ученого.

- А как Вы находили учеников для математических классов?

- Чтобы был соответствующий контингент учащихся, мы действовали всякими методами, законными и незаконными. Говорили, что у меня агенты работают по всем школам, что у меня настоящий Моссад. Мы приглашали лучших ребят из всех школ города. Как мы их находили, как с ними работали – это отдельная история. Скажу только, что мы проводили восемь собеседований. С родителями в том числе. Мы приглашали родителей сюда и рассказывали о школе, об учениках, о результатах обучения. И это было очень престижно получить приглашение в такую школу. А сейчас система немного другая – основной состав учащихся формируется с первого класса, даже с детского садика. И потом ребята идут из класса в класс, сдавая тесты. Те, кто не проходит – отсеивается. То есть, отбора лучших из лучших по городу уже нет, и школа только из своих формирует команду лучших.

- Вы помогаете школе?yakir3

- О-о–о!… Сейчас моя задача, если буду жив-здоров, наладить связь между нашей школой и лучшей специализированной математической школой Нью-Йорка. Школа такая же, как наша 61 здесь. Я уже навел мосты, поскольку у меня индивидуально учатся ученики из этой школы. Хотя, в общем, система образования по высшей математике в Америке поставлена не на том уровне, который из себя в целом представляет эта страна. Они там считают, что необязательно знать всем математику. Кто хочет, тот сам может взяться за эти предметы. Программы составлены облегченные, если там дать нашу программу, они не вытянут ее. Я даже не говорю о математической школе. Программа обычной советской школы была намного сильнее. Мы не знаем цены нашего советского образования. Особенно по таким предметам как математика, физика. Если говорить о Киргизии, у нас лучше было образование по точным наукам тогда, чем сейчас в Америке. Вы можете себе это представить?

Так вот, я хочу, чтобы эти две школы обменивались программами, приезжали друг к другу, чтобы был какой-то контакт. Раньше мы так дружили с 145 киевской школой, со второй московской школой. Теперь хочу, чтобы впервые такие связи наладились с Америкой. Из этой нью-йоркской школы поступают в Гарвардский, Йельский, Нью-Йоркский, Принстонский и т.д. университеты, то есть в те вузы, которые входят в сотню лучших университетов.

- Видно, что 61 школа так и осталась главным делом вашей жизни.

- Конечно. Эта моя жизнь. Мне радостно, что видны мои труды. И здесь дети очень хорошие. Я сравниваю их с американскими детьми. Вы знаете, там воспитания, идеологии нет.

- Когда Вы уезжали, Вы знали где будете работать?

- Я знал, что там я уже не буду работать. Позже, конечно, я репетиторствовал, занимался с учениками индивидуально. Если бы я не был математиком, то мне там нечем было бы заниматься. Редко кто в таком возрасте может приехать в Америку и заниматься своим делом.

- А вы говорили по-английски?

- Нет. Я знал язык чуть больше, чем мертвый. И сейчас я в таком же примерно положении.

- А как же Вы живете там и еще преподаете математику?

- Я шучу, конечно, сейчас общаться могу на бытовом уровне. Но чтобы там преподавать, надо там родиться, а в 60 лет язык уже так не выучишь. Я репетиторствую с русскоязычными учениками. Если осилишь математическую терминологию, то можно жить. Сложности только с текстовыми задачами. С геометрией вообще проблем нет. Многие преподаватели физики и химии переквалифицируются в математики, потому что легче освоить, весь материал в одном действии. Я не сразу занялся репетиторством. Когда приехал, очень болел, была сильная ностальгия. Тяжело было. Запомните, не надо стремиться в Америку – это не рай. Если бы тогда не было железного занавеса, то многие возвратились бы назад. Вы меня понимаете? Многие вернулись бы.

- Вы хотели вернуться?

- Я уже не хотел. Дети там начали работать. Не по специальности, конечно, и это было, знаете, очень больно, когда за 4 доллара в час они пахали на людей без образования, моложе их, которые заставляли их таскать ящики с яйцами. Оба моих сына с высшим образованием, один сын закончил МГУ математический факультет, другой уехал с 4 курса нашего Политехнического института. И они работали на простых работах. Мне было больно в тот момент. Но когда они нашли себя, а они нашли себя, то все вроде наладилось.

- А чем они занимаются?

- Старший сын – финансовый аналитик и программист в крупнейшем банке Америки, он прогнозирует развитие экономики. Младший работает программистом в большой компании. Ну, в общем, все нормально. У меня уже 4 внучки

- А ваши дети женились на американках?

- Как там говорят, на рашн пипл. Там все русские - и киргизы, и белорусы, и казахи. Они и женятся между собой. Только один из тех, кого я знаю, сын брата моей жены женат на непалке.

- Вы один сейчас живете?

- Да, жена моя умерла, я живу отдельно от детей. И дай Бог, чтобы жил сам и дальше. Жить надо отдельно. Ходить в гости друг к другу - это можно. И все. Я наблюдаю, сколько разводов среди моих знакомых в Америке и в Израиле. Те, на чьих свадьбах я был, в 80 процентах случаев развелись.

- Вы на пенсию живете?

- Да. Ну, еще подрабатываю немножко репетиторством. Пенсия моя 710 долларов и 150 долларов на питание, из них я за квартиру плачу 475 долларов, а остальную сумму доплачивает государство по определенным программам. Аренда квартир там очень дорогая. Скажем, моя квартира стоит 1260 долларов в месяц. Если оплатишь все коммунальные услуги, на питание остается около 200 долларов. Вот на это надо жить, если не имеешь никакой подработки. И так и живут те, кто приехал из других стран и не работает. А я работаю, поэтому могу сюда в Бишкек слетать, когда захочу. А если не получается самому, то дети покупают билет.

- Вы не жалеете, что уехали?

- Сейчас нет. Мне 73 года. Что мне уже? Я имею возможность в любой момент узнать, что здесь делается по Интернету, по телефону, могу приехать сюда. Я знаю, что мои дети хорошо устроились, внучки ходят в дорогой садик. Все нормально. Вы знаете, моя основная работа – это учитель, хотя я и был завучем, но я был учителем всегда. И мой папа, и мой дедушка были учителями. Мой папа после эвакуации работал завучем в вознесеновской школе. Там в основном украинцы жили, они говорили про него: «Це людына, який знает тильки книжку» ( «Это человек, который знает только книжку»).

Я – учитель. И знаете, что я вам скажу, математик должен быть поэтом в душе. А иначе нечего и думать о хорошем преподавании. На математике так можно увлечь учеников, что они будут заворожены, будут смеяться, как будто Райкин выступает. Я не могу себе представить, чтобы я не зашел в класс без громкой фразы: «Как говорят французы, (следуют фраза на французском, от ред.), что означает: «голубчики, позвольте начать», или чтобы я не запел что-нибудь из оперетты. Когда я читал лекции абитуриентам по линии Общества Знания, до 500 человек сидело в зале, а на математику невозможно было собрать такое количество людей. В то время Журавлев В. М. был ректором. Он меня к себе пригласил после лекции и спрашивает: «Вы мне скажите, как вы собираете на свои лекции по 500 человек?» Я ответил, что надо убедить себя в том, что они уже мысленно предполагают, что идут в театр эстрады, где будет выступать Аркадий Райкин. Он рассмеялся.

А разве может ученик высидеть полтора часа, тем более, если он что-то не понимает? Он же ждет когда будет звонок. Это же каторга. И если ты не будешь поэтом в душе – это труба, как говорит молодежь. Я был артистом в своем деле. Поэтому и остался в памяти учеников.

- А почему вы пошли работать в школу? У вас не было другой мечты?

yakir4 Я пошел работать в школу, несмотря на то, что закончил физмат в университете с отличием, несмотря на то, что у меня была рекомендация в аспирантуру (а это было очень трудно), несмотря на то, что я специализировался на кафедре профессора Франкля, ученого с мировым именем. Франкль Феликс Исидорович за один год выпустил 24 кандидата наук. Потому что его обвинили, что он не работает с национальными кадрами. И все кто более менее известен сейчас в области физики и математики, это его ученики. Сюда он был выслан, как австрийский еврей. Вообще, знаете, подъем науки в Киргизии произошел за счет высланных и эвакуированных во время войны. Да что там говорить… В общем, я пошел учительствовать, потому что родители остались одни, старший брат служил в армии. Я сменил моего учителя математики Павла Николаевича Волкова, он был учитель от Бога. Папа мне сказал: начинай здесь работать, потом видно будет. Он же мне посоветовал вступить в партию, что я и сделал. А мечтал я стать артистом оперетты. Я, знаете, всегда занимался художественной самодеятельностью. Если бы во Фрунзе был театральный институт (а тогда даже института искусств не было), то я бы, конечно, поступал туда. Я куплеты пел, конферанс делал, сценки комические ставил.

- Вы хорошо поете?

- Ну, да, пел. А юмористический настрой я перенял у папы. Артистом стать не получилось. Но я ничуть не жалею, что пошел в учителя. Зато моя мечта стать артистом мне очень помогла в моей учительской деятельности. Это стопроцентно. Я помню, когда мой урок впервые посетил известный методист из университета Денисов Степан Иванович. Он пришел на урок, а я молодой учитель, перестроить себя не мог. И по обыкновению пропел тему: теорема такая-то. Я иногда целый урок пропевал куплетами.

- А математическая специализация - это была ваша идея?

- Да, это я ввел математические классы. Специализация началась в 1966 году. Эта идея у меня возникла в Москве на семинаре по повышению эффективности уроков. Там зашел разговор о том, что 444–я и 235-я московские школы ввели специализированные классы и уже несколько лет работают по усложненным программам. Кстати, руководителем 444-й был Шварц, написавший «Матанализ», книгу, по которой мы занимались. Мы пошли посмотреть эти школы с моим другом, работником министерства Толстуновым. (Он потом умер в Австрии, там, где живет его сын Сережа, а второй его сын Вася сейчас живет в Москве). Когда я вернулся с семинара, то поговорил с нашим завучем и с заведующей горметодотделом. Потом в министерстве решали этот вопрос. Там были думающие люди, и буквально в этом же году вышел приказ об открытии одного 9-го математического класса в нашей школе, в 9й, 20-й и 5-й школах. Надо сказать, что в администрации нашей школы не работали математики. Директор Ирина Викторовна Шадрина не была математиком, но она была умнейшей женщиной. И она мне просто доверяла. Потом Вилория Ильинична стала директором. Тоже не математик. Когда Шадрина ушла, на эту школу очень многие директора лучших школ претендовали. Я рекомендовал свою ученицу Вилорию Ильиничну. Меня продвигали на должность директора, но я отказался.

- Почему?

- А потому что я не хотел быть все время на этих совещаниях, заниматься хозяйственными вопросами. Директор каждый день то в гороно, то в районо, то в «шмороно», а мне это не нужно было. Я учитель. Я говорил, что только по совместительству работаю завучем. Все, конечно, хохотали, но по сути так оно и было.

- А кандидатскую диссертацию Вы не защитили?

- А зачем мне время было тратить? Напрасный труд. Я и не жалею. В школе мне это не нужно было. У меня и так много было самостоятельных методических разработок, которых нигде не было. Запомните одно, тогда мне защититься было – пустяк просто. Собрать только свой материал конкретный, все разработки. Я, кстати, все оставил в школе, когда уезжал, потому что настроение было ужасное.

- У Вашей жены какая профессия была?

- Она закончила Московский пищевой институт заочно, мы поженились в 64 году. До того закончила кара-балтинский пищевой техникум. Работала заведующей лабораторией на хлебокомбинате. Я тогда хоть наелся конфет. (смеется, от ред.). Она тоже еврейка.

- Вы говорите на еврейском языке?

- Нет. Мы говорили на украинском, до семи лет я жил с родителями на Украине. Они говорили на еврейском, но когда я играл с друзьями на улице, а мама кричала на еврейском: «Иди кушать», - я был готов провалиться. Я устраивал такие концерты дома после. Отчего-то я очень стеснялся этого. Но я знаю, что никто из моих друзей, переехавших в Израиль, тоже не говорит по-еврейски.

- Хотите что-нибудь сказать сегодняшним ученикам вашей школы?yakir5

- Вы знаете, когда все жили в Советском Союзе, наши выпускники могли оставаться где угодно – это все равно была одна великая страна. И работая в каком угодно месте, они все равно работали на благо этой страны. Сейчас наши ученики живут в государстве, находящемся на стадии становления. Я призываю учеников, заканчивающих 61 школу, - оставайтесь здесь, помогайте своей стране! Надо также создать все условия для возвращения тем, кто сейчас за рубежом. В одном только Нью-Йорке их столько, ого-го.

И не у всех сложилась жизнь. Но даже те, у кого все о кей, хотят помогать своей стране.

- Вы общаетесь с нашими эмигрантами?

- О, они у меня даже живут иногда . Мне такие приезды – как бальзам на душу. Очень люблю дочь Мисира Аширкулова – талантливая девочка, умница. Когда я посетил кампус, где она жила, она закончила ньюйоркский и стэндфортский университеты, то ее подружки американки говорили о ней: «She is crazy!», потому что так как она знает математику, ни одна американская девочка не знает. Так разве она одна такая там из Киргизии. Турдукулов Нурбек тоже 61 школу закончил. Я с ним близко не общаюсь, но говорят, он под Вашингтоном такой бизнес развел, сеть магазинов открыл. Он, я помню, дружил с Насыром Турдалиевым, тоже нашим выпускником. В общем, очень много там людей осталось. И некоторые говорят, что надо приезжать и восстанавливать страну. Правда, сначала хотят подзаработать. Мне кажется, вернуть надо наших людей. Создать им условия. Они боятся, считают, что будут здесь никем. В этот приезд я со многими ребятами, занимающими сегодня высокие посты в Кыргызстане, разговаривал. И их общее мнение, что нет здесь людей, которые предвидят ситуацию, просчитывают наперед ходы. Все планы не имеют долговременных расчетов. И мозги, и руки здесь нужны, чтобы поднять страну.

- Вы сейчас довольны своей жизнью?

- Ну, когда я здоров, я доволен, конечно. Жизнь у меня была хорошая. Работа, которая мне нравилась. Результаты, которые были видны и оценены. Дети в порядке. Все хорошо.

В. Джаманкулова, специально для АКИpress.