Татьяна Воротникова

Известный дизайнер - модельер, художник, обаятельная женщина. Она возвела национальную кыргызскую одежду в ранг искусства. Первая начала адаптировать древние традиции кыргызского костюма к современной городской жизни. Экспериментатор, знаток кыргызских узоров и хранитель мастерства, она собрала самую большую и, пожалуй, единственную в своем роде коллекцию старинных кыргызских костюмов, а также бесценную коллекцию кыргызской вышивки.

Татьяна Воротникова — известный дизайнер — модельер, художник, обаятельная женщина. Она возвела национальную кыргызскую одежду в ранг искусства. Первая начала адаптировать древние традиции кыргызского костюма к современной городской жизни. Экспериментатор, знаток кыргызских узоров и хранитель мастерства, она собрала самую большую и, пожалуй, единственную в своем роде коллекцию старинных кыргызских костюмов, а также бесценную коллекцию кыргызской вышивки.

- Вы интересовались модой с юности?

- В юности у меня были совершенно другие интересы. Я всерьез занималась художественной гимнастикой. Все ставки делались на спорт.

- Успехи показывали?

- Да. В третьем классе меня отдали в детскую спортивную школу «Динамо». С третьего и почти до девятого класса все было хорошо. Дошла до кандидата в мастера спорта. Но после восьмого класса совершенно неожиданно для всех пошла совсем в другую сторону. А началось все с того, что в восьмом классе я увлеклась рисованием. Наш сосед был художником во Дворце спорта и вел там группу. Я там тренировалась. Однажды мы встретились, и он позвал меня посмотреть, как занимаются ребятишки в его студии. Я пришла, посмотрела. И все. С первого же раза решила, что мне надо заниматься рисованием. Хотя в школе никогда не было особых успехов в этом деле.

Первый класс

- Даже намека не было?

- Вообще ничего такого не было. Я вспоминаю лишь, что когда уходила в себя и хотела одиночества, то рисовала орнаменты. Ставила точечку, другую и начинала все это закручивать, закручивать... Орнаменты доходили до огромных размеров. Я рисовала, пока мне не помешают. Но чтобы изображать что-то с натуры - такого вообще было, я и красок-то в руках не держала.

В общем, позанималась одно лето. Настолько меня все это взволновало, аж дыхание спирало - до того родное. И с этого времени уже очень много рисовала, большую кипу эскизов накопила, впервые взяла краски... После восьмого класса я сдала экзамены в художественное училище.

- А как же гимнастика?

- Я пришла к преподавателю, сказала, что больше не буду заниматься.

- И вас так спокойно отпустили?

- Ну, нет. Спокойно не отпускали. Все были против. Пытались отговорить. Дома родители уговаривали, мол, ну, что такое художник? Не воспринимали всерьез профессию. Мама возмущалась: «Что я буду говорить соседям и родственникам? Что ты художник у меня что-ли?»

- Кто ваши родители по профессии?

Папа

- Мама у меня экономист, а папа после войны (он прослужил всю войну) прямо из Германии приехал сюда. Папа был директором металлобазы.

- Состоятельная семья по тем временам.

- Скорее среднего достатка

- Что было дальше с поступлением?

- Я вопреки всем поступила и благополучно закончила прикладное отделение Художественного училища. Далее встал выбор о том, куда пойти работать, и передо мной открылось столько много всевозможных дверей — казалось, куда хочешь иди. Но куда бы я не обратилась, оказалось, нужны были только оформители. Я устроилась оформителем в парк, потому что жила рядом. Сразу столкнулась с тем, что училась пять лет и, оказывается, не умею многого — не умею резать трафарет, плохо рисую, не знаю многих технологий.

Про «Кыял» я еще не слышала.

- А вы чем занимались в училище?

- Керамика, кожа... Такие интересные были задания, мне казалось, что вот где все самое тайное, все самое лучшее. Но мне пришлось стать оформителем, а там я много чего не умела. Мама меня позже устроила на стадион «Спартак», где работала главным бухгалтером. Там трудилась огромная оформительская группа. Я стала у них помощником, подмастерье. Училась резать трафареты, склеивать, размешивать краски ведрами. Нужно было делать надпись, например: «Да здравствует Олимпиада!» - буквы чуть меньше моего роста были. В подмастерьях также нужно было красить, нарезать буквы, писать номера на сидениях стадиона «Спартак».

6 лет

Я твердо решила научиться всему, что не умею. Хотела быть менее уязвима в профессиональных вопросах.

- То есть вы это осознано делали, а не потому, что так сложились обстоятельства?

- Да, осознанно и впоследствии я всю жизнь искала, чему научиться. Оформителем я научилась делать большие буквы, размешивать краски, писать плакаты. Рисовала для кинотеатра «Россия». Все эти живописные картины с рекламой кино — эта же наша группа рисовала. А я как подмастерье грунтовала, мне разрешали даже что-то сначала подрисовывать и все больше и больше доверяли. Дошло до того, что я уже рисовала огромные плакаты к мультикам и к кинофильмам. Когда я все это освоила, то поняла, что теперь мне нужно научиться делать кропотливую работу, использовать мелкую моторику, рисовать маленькие вещи. В этой же творческой группе я принялась рисовать ювелирку, освоила там и чеканку. И еще плетение. В общем, чем они занимались, тому я и училась - плакатному ли делу, умению ли писать пером и так далее. Очень много дома тренировалась, брала бумагу и тупо писала. Набирала технику. Через какое-то время устроилась на завод ЭВМ технологом. Меня взяли чертить и перечерчивать огромные макеты всевозможных электронных схем.

Одногруппники

- Зачем вам это надо было?

- Хотела научиться рисовать пером.

Сейчас это все компьютеры делают, а тогда же ручками рисовали. Специальные наборы были для черчения, чертили рейсфедером. Набиралась тушь и перышком прочерчивались все линии. Я должна была копировать на копирку без единой помарки, где-то тоненькая линия, где-то толще. Все должно быть как на основном экземпляре. Вот так я нарабатывала всевозможные техники.

- А личная жизнь была какая-то?

- Я вышла замуж очень рано, в 19 лет. Вышла замуж, во-первых, потому что само собой было предложение. А во-вторых, мне так хотелось отдельной жизни, так хотелось начать и строить свою жизнь, не подчиняясь родителям.

- Это была любовь?

- Это была любовь.

- Кто ваш муж?

- Мой муж строитель. У него два образования - строительное и юридическое. Когда мы познакомились, ему было 23, мне 19. Он пришел из армии, пошел учиться. У нас была студенческая семья.

- Вы эмоциональный человек?

- Я очень эмоциональный человек. Даже глобальные решения принимаю моментально.

- Это такие решения, которые круто меняют вашу жизнь?

- Да, часто.

- Каким было последнее решение из этого разряда?

- Ну, например, в этом году мне исполнилось 60 лет. С Нового года мы начали всей семьей думать, как будем отмечать. Дочь в Москве живет, сын в Европе. У них там работа, семьи, мы здесь с мужем вдвоем. Процесс обсуждения моего дня рождения был в самом разгаре, когда одним вечером, гуляя с подругой, я услышала от нее рассказ о впечатлениях её знакомой, которая в прошлом году побывала на Тибете. Я всю ночь не спала, думала: «А что, вообще, у меня, в моей жизни, ну, что? Ну, юбилей, ну, соберу я близких людей, покрасуюсь в каком-то платье, создам какую-то атмосферу, мы пообщаемся. А что я смогу вспомнить назавтра? Только что все прошло и вот уже наступило завтра, где ничего нет, мне опять на работу и в мои годы уже ничего не поменять.

Мне захотелось что-то такое совершить, что кардинально переменит меня в мои шестьдесят лет.

Это будет, может быть, какой-то итог, какая-то мощная переоценка. А что если поехать на Тибет?»

Это нелегкая поездка, не туристическая. Скорее духовное путешествие. Группа собирается со всего мира и планируется посещение всевозможных святых мест, монастырей. Там нет комфортных условий, как мы привыкли. Но я подумала: «Вот чего я хочу в своей жизни».

- А вы хотите сама поехать или с родными?

- Я поеду сама. Но сначала, конечно, предложила своим. А они говорят: «Мам, это твоя поездка! Мы тебе можем помешать, будем отвлекать своими проблемами». Я сама знаю, что в любых обстоятельствах переключаюсь полностью на семью, сразу становлюсь клушей, завишу от того, что захотела моя дочь, захотел мой муж, захотел мой сын, мои внуки. И все. Меня нет. Они это понимают и потому сказали, что поддерживают меня во всем и морально, и финансово. Да финансовая сторона для меня - это третий, если не или четвертый вопрос. Я даже не задумывалась о том, сколько это будет стоить. И начала сразу заниматься поездкой, и вот сегодня мне пришел ответ, я еду.

1988 год

- Что вы считаете своими самыми большими достижениями к шестидесяти годам? Это касается не только очевидных вещей, все знают, что вы талантливый дизайнер, все ваши клиенты - селебрити. Есть еще победы и достижения, незаметные публике, но формирующие остов личности. Расскажите о них.

- Все мои решения в жизни считаю достижениями, потому что не выбрала себе легкий путь. Я выбрала трудный путь, путь творчества. Художников не признавали в то время, нас всегда везде гнобили, мол, «художники от слова худо». Даже дома папа говорил: «Все девочки, как девочки, а ты с какими-то большими папками, куда-то уезжаешь, что-то там рисуешь, училась бы себе спокойно на врача или экономиста».

Я, знаете, человек рассеянный. Когда концентрирую внимание на объекте, то вообще не замечаю, что вокруг меня, спроси меня, какое время года было или какая погода была — я не отвечу. Если на чем-то сосредоточена, то все остальное второстепенно. Но решения принимаю быстро и бесповоротно. Начиная от выбора профессии и брака...

- То есть и замужество у вас вопреки всем произошло?

Автопортрет

- Конечно. Мне было всего девятнадцать лет. Родители хотели, чтобы я дальше училась, да я и сама собиралась. Подала документы в Мухинку (высшее художественное училище им. Мухиной в Ленинграде), мне уже пришел ответ, что меня приняли на год на дополнительный курс. Это еще не основная учеба, но зато выделяли общежитие, хотя и без стипендии. Для меня это была победа, никто мне не помогал абсолютно, ни родители, ни знакомые, только наши педагоги по живописи работали со мной. Я отправила свои работы через подругу, которая уже поступила и уехала. Подруга показала их на курсе, там ответили: «Отлично, пусть едет». Мне оставалось совсем ничего до отъезда. Родители даже купили билеты.

Мой будущий муж жил по соседству, мы ходили в одну школу, он дружил с моим братом, который старше меня на 6 лет. Были как-то вместе в одной компании. Появилась симпатия. Но все на расстоянии.

Короткое время до моего отъезда я решила потратить на Иссык-Куль. Когда еще доведется приехать. Один из моих друзей-художников работал в пионерском лагере, туда мы и рванули на недельку отдохнуть. Приезжаю, а там молодой человек моего сердца работает воспитателем. Буквально за неделю у нас возникли романтические отношения. Катания на лодке, купания в Иссык-Куле, лето, влюбленность, переплетение чувств, я счастлива, у меня парень, а впереди еще учеба в другом городе.

Но через неделю приехала домой и поняла, что я в полном смятении. Как это я сейчас уеду и больше его никогда не увижу? Что будет, когда приеду? Смогу ли я без него столько времени?

Вдруг в субботу он со своим другом приходит ко мне домой, зовет погулять и говорит: «На всякий случай захвати свой паспорт, пожалуйста».

На съемках у Замиры Молдошевой

- Ничего себе! Он знал, что вы уезжаете?

- Да, он знал. И хотя я была в недоумении, но паспорт взяла с собой. Одна из черт моих, считаю, что не совсем хорошая, я не задаю много вопросов. Мой первый порыв всегда - да. Я взяла паспорт, идем, не можем наговориться, мы ведь не виделись несколько дней, соскучились. И потихоньку в сторону Дворца бракосочетания. Заходим, как будто так и положено, он говорит: «Давай подадим заявление?», я отвечаю: «Давай!» Заявление у нас приняли, сказали, что уже через два месяца станем мужем и женой. Мы пришли домой, он стал просить руки и сердца. Родители в полуобмороке: дочке 19 лет, ребенок собрался учиться, билеты уже на руках и вдруг такой поворот. А как же учеба? Я сначала решила, что поеду учиться, потом вернусь, выйду замуж, потом снова уеду.

- Муж не противостоял вашей учебе?

- Он задумывался, как это будет. Его родители были против моей учебы. Они не совсем одобряли и не совсем понимали, как мы будем жить в режиме - я там, он здесь. Нужно было в короткое время принять решение, как мы будем существовать в нашей семейной жизни. И я решила: выхожу замуж и остаюсь.

- Да-а, трудное решение.

- Трудное.

- Никогда не пожалели?

С братом

- По большому счету нет. Какое-то время спустя мы встретились с моей подругой в Москве. Она была еще не замужем, у нее была такая жизнь богемная, творческая, вечно на каких-то тусовках, какие-то мужчины, живопись, разговоры о высоком, о красивом, об искусстве, а я вся замужняя, семейная, у меня уже был ребенок. Я слушала ее, как зачарованная. А что у меня? Приеду домой - там ребенок, муж, надо стирать, убирать, бежать на работу. Какая там богемная жизнь? Вот в тот момент у меня были легкие такие сожаления. А потом я просто подумала, а смогла бы я жить вот такой богемной жизнью, учитывая, что папа мой военный, мама бухгалтер, и меня с детства держали в жестких рамках, очень сильно контролировали. Я уже была замужем и все равно должна была отчитываться, куда пошла, зачем пошла. Моих родителей интересовало абсолютно все, что касалось меня, вплоть до самого ухода их из жизни.

- К старшему брату они также относились?

- Ну, он всегда был такой надежный, отличник. Портрет висел на доске почета в школе. Он тоже хорошо рисовал, его рисунки тоже были на доске показателей. Родители с родительских собраний приходили такие довольные, гордые за сына. Всегда слышали о нем только положительное. А я была совсем другая. Когда приходили с моих собраний, выслушивали совсем иное: учится не так, невнимательная, крутится, все время сидит под партой...

- Что вы делали под партой?

- А мне хотелось свой домик. Пряталась под партой, потому что была потребность отгородиться от всех. Я привыкла к одиночеству. Мама работала, папа работал, няньки у меня не было, бабушки не было. Меня закрывали и уходили на работу. Часто болела к тому же. Садик я не любила. Таким образом у меня образовалась привычка к замкнутому кругу. По выходным и праздникам родители, конечно, отрабатывали по полной программе свое отсутствие на неделе - все внимание было направлено на детей. Но в течение недели я много времени была одна.

- А муж вас контролировал?

- Не так как родители, но да.

- Поэтому вот такой уход в творчество, где вы ни от кого не зависите?

- Это мой полет, отрыв по полной программе, душа моя свободно творит. И знаете, это тоже мое достижение. Я вырабатывала в себе это.

- А как вы это сделали?

- Работала. Знаете, я была совершенно неконтактна, не разговорчива, очень закрыта. Это была настоящая проблема. Вот то, что я сейчас разговариваю с вами так свободно, это тоже одно из моих достижений. Я была хорошим слушателем, мне можно было рассказать все, могла часами сидеть и слушать. Мое любимое занятие было ложиться в воскресенье папе под бок и слушать, как он мне рассказывает истории про войну, сказки, случаи из жизни. Я могла так пролежать целый день. Но говорить самой - это было трудно. Учителя мучились со мной, чтобы вытянуть на какие-то разговоры, на ответы. Я все время была в своем домике. Но я научилась.

Кыял

Хотя в моменты творчества мне и сейчас вообще не хочется разговаривать. Я даже не беру трубку, мне главнее сосредоточиться. Но сейчас сложно не брать телефон, потому что я соединила творческую работу с бизнесом. Это не крупный бизнес, потому что это не совсем мое. Это бизнес для того, чтобы просто поддержать то, чем я хочу заниматься, поддержать людей вокруг себя, с которыми я работаю. Они интересные, творческие, талантливые, я хочу эту группу вокруг себя удержать. Нужно заработать, чтобы иметь возможность содержать.

- Вы делаете украшения и одежду?

- Да. Занимаюсь войлоком. Одна из первых, кто освоил это дело, как моду. В Кыргызстане войлоком занимались всегда, но такого освоения не было, какое мы предложили. И сувенирной продукции было мало. В период моей работы в «Кыяле» я как-то выполняла одно задание. Нужно было изготовить изделие из войлока для женщин. У мужчин калпак, а я придумала головные уборы, которые могли бы носить и женщины, и молодежь. Взяла калпачную заготовку и расшила ее фантазийно, ярко, красиво. Изобразила на шляпке маленькое действие - Шелковый путь, верблюды, солнышко, орнаменты. Приняли на ура. Я получила первый свой приз — Гран-при закрытого конкурса на лучший калпак.

ЦКТБ

Все шло хорошо, но тут наступило время кооперативов. Дефолт, все распалось, культура никому не нужна, закрылись все предприятия, наш благополучный «Кыял» встал. Раньше все заказы были из России, мы туда ездили и благополучно все продавали, это был золотой период «Кыяла». И это все вот так — фьють - и кончилось, шторки закрылись, никому ничего стало не нужно. Сложный был период, многие потеряли работу, стали невостребованы, все простаивало. Мы продолжали приходить в «Кыял», но работы бурной не было.

Мы там просто числились. Делали какие-то работы, сдавали на склад, потихоньку торговали, но это были гроши. А дома дети, семья, нужно было как-то выживать, и я стала работать дома сама. Покупала калпаки, делала всевозможные маленькие топошечки, тюбетеечки, женские шляпки с полями, вышивала, и все это сдавала в магазин. Все более-менее продавалось. Так я выживала. Это продолжалось десять лет. За эти годы, помимо того, что я делала изделия из войлока, я пыталась заниматься, как и все, челночным бизнесом. Ездила за товаром по странам, то в Турцию, то ещё куда, до Китая дело не доходило. И вот когда на Китай открыли двери, именно там я и поняла, что все это не мое, что мне это не надо, мне нужно то, чем я занималась раньше — творчество. Столько к тому времени роилось нереализованных идей во мне. Я знала, если сейчас этого не сделаю, если не выдам того, что накопилось за эти годы, то просто взорвусь. И мы создали свою творческую арт-студию вместе с Чынарой Макашевой.

Поездка в Бухару. Командировка. 1990 г.

Взяли в аренду помещение и начали работать. Втроем, потом вчетвером, потом впятером.

– А что вы делали?

- У нас было художественное оформление текстиля, изготавливали войлочные изделия, делали изделия из текстиля. Упор был на фольклор и этнику. Почему на этнику?

В тот период своей жизни, когда я активно изучала новые технологии, я осваивала и народное творчество. С подачи моей подруги Калипы Асанакуновой пошла на работу в Министерство промышленности, в Центральное конструкторское технологическое бюро (ЦКТБ), в отдел художников. Там под руководством Сорокина работала очень хорошая группа. Нас финансировал Марат Исаков, по-моему, он был министром местной промышленности. Он и стал нашим крестным отцом.

Мы ездили в экспедиции. Это самый интересный период моей жизни. И это тоже был один из моих подвигов. Ведь я больше декоратор, мне в театре работать, в Доме моделей. И как бы не было сильных преград к тому. Меня приняли в Дом моделей, буквально через неделю я должна была выйти на работу. И тут встречаю подругу, она рассказывает, чем занимается, как они учатся делать кийиз, плести чий, валять войлок. Я ее слушаю и понимаю, что должна немедленно идти туда. Пошла на собеседование. Меня приняли. И поехала по экспедициям.

- Расскажите об экспедициях?

- Было две экспедиции в году - весенняя и осенняя, сентябрь и май. Каждая по двадцать дней. Состав - два художника, руководитель экспедиции, этнограф Амантур Акматалиев, фотограф, повар и водитель автобуса. Мы приезжали в определенный район, обращались в местные органы. У них были списки мастеров , мы их брали и с утра в деревню выезжали и шли по домам мастериц: «Здрасьте! Мы приехали познакомиться с Вами?» Группа наша делилась. Кто занимался вышивкой, кто кийизом, кто терме, кто чием.

Из коллекции старинных костюмов

- Вы изучали уже готовые вещи?

- Да, мы их зарисовывали, фотограф фотографировал. Я, допустим, вышивки скрупулезно срисовывала в цвете.

- Теперь понятно, откуда у вас такое тонкое понимание кыргызского узора?

- Наш руководитель Амантур Акматалиевич, миллион раз вспоминаю его добрым словом, открыл для меня любовь к искусству и творчеству кыргызского народа. Слушать его, когда он говорил по-кыргызски, было удовольствие. Нам не обязательно было его понимать, мы просто слушали и просили его говорить. Он так красиво говорил, такое созвучие было языка удивительное, как песня. Сейчас я такой речи почему-то не слышу. А он умел. Он был не только этнограф, искусствовед, он и людей хорошо знал, хороший психолог, обладал прекрасным чувством юмора, гений общения. Когда мы вечером приезжали, отрабатывали собранный материал, он указывал нам, на чем заострить внимание. Кроме того, он записывал за мастерами их историю: когда они начали заниматься этим ремеслом, что они помнят об орнаменте, что они помнят о войлоке, какие имена знают, откуда это искусство пришло. Таким образом он нас переключал с ремесла на его истоки.

- Вы всегда имеете в виду смысловые значения орнамента, когда используете его?

- Вы знаете, скорее всего, нет, хотя столько лет занимаюсь орнаментом. Но я знаю, что орнамент — это послание, письменность своего рода. Женщины, бабушки-мастерицы рассказывали, что у каждой семьи, у каждого рода был запас собственного творчества и искусства орнамента. С ним знакомили девушку старшие женщины. Старшая или лучшая в этом деле обучала, это была уважаемая женщина-художница, так будем говорить.

Изготовление детской книжки из войлока

Она передавала ей техники вышивки. На туш-кийизах писали, в каком году и когда вышит этот туш-кийиз или тошок. Неважно, на чем делалась вышивка - на калпаке, на чиптамушке, на билдимчи, но вышивка передавала определенную информацию. Чаще она воспроизводила местность - горы, растения, реки. Когда готовили приданое девушки, то это был язык ее семьи, он рассказывал, откуда она родом, он рассказывал о том, что она из благополучной семьи и о том, чтобы она не забывала откуда она. В орнаменте были заключены пожелания женщин ее рода, ее семьи. Мама в одном из каких-то орнаментов делала своего рода тумар - шифровала послание о том, чтобы дочь была счастлива, здорова, чтобы у нее было много детей, хороший муж, чтобы её хранили духи предков.

Я выросла и работала на основе этого векового огромного багажа, которым со мной делились люди. Я не записывала, к сожалению, их рассказы, но эти знания, как слоеный тортик, выкладывались и в уме, и в руке - мы столько нарисовали орнаментов, что мне не нужно задумываться, как положить орнамент, я просто освобождаюсь от всего лишнего, в том числе от своих мыслей, сажусь и начинаю рисовать. И нет этому конца. Пошел -пошел -пошел орнамент и уже живет своей жизнью. И рассказывает о чем-то тайном, несет информацию.

В мастерской

Кстати, у нас очень хорошая коллекция старинных туш-киийизов, вышивок, я долго собирала их. Это целое состояние. В то время, когда многие копили на машину, на дом или еще что-нибудь, у меня чуть появятся деньги, сразу покупаю какую-нибудь старинную вышивку, какие-нибудь украшения.

- У вас дом тоже по-кыргызски украшен?

- Да, обязательно, как без этого. Это даже безусловно. И мастерская тоже.

- Я знаю, что у вас есть чуть ли не единственная в стране коллекция старинного кыргызского костюма. Вы делаете выставки, показываете её?

- Да, её тоже много лет собираю. Коллекция - достояние мое и тех, кто со мной работает. Раз в год, на праздник, я отдаю коллекцию музею. Они устраивают показ, совмещая со своими мероприятиями. С киностудиями активно работаем. Раньше я просто так отдавала, была так счастлива, что они не только мне нужны. А сейчас я очень ревностно к этому отношусь и берегу костюмы.

- Попортили?

Кыргызские шапки - Катыпкыя

- В том-то и дело. Буквально недавно. А ведь это настоящие старинные костюмы. Сейчас их уже практически не найти. За два последних года я только один чапан смогла приобрести. Очень быстро опомнились все и стали скупать. Многое уходит в Турцию, в Казахстан.

- А зачем им наши костюмы? У них свои есть.

- Они давным-давно это растеряли, а мы еще как-то сохранили. Мы более закрытые были. Но все мы очень близкие народы, братья, соседи, наши культуры очень близкие. Я несколько наших кыргызских костюмов купила в Узбекистане. Это Шелковый путь так работал, потом, наверное, браки какие-то совместные возникали, обмен товарами шел. Два наших катыпкыя я, например, в Бухаре купила.

- А что это такое?

- Это женский головной убор с ушками, с украшениями.

- Сколько предметов насчитывает ваша коллекция?

В мастерской

- Полных комплектов, со штанишками, платьями, рубашками, чиптамушками, чапанами, поясами, серьгами, у меня где-то тридцать пять. Головных уборов, наверное, двенадцать.

- Мне кажется, такую ценность не надо отдавать никому, ни для съемок, ни для выступлений.

- Сама я готова делиться всем, что умею, всем, что я знаю. Я не согласна с теми людьми, кто что-то умеет и ни за что не поделится.

У меня в этом смысле философия японская, ты тогда считаешься мастером полноценным, когда у тебя есть ученики. Что ты за мастер, если ты не передал опыт, если ни с кем не поделился. Кувшин полон тогда, когда он может отдать. Но когда портят драгоценные в культурном и историческом смысле вещи, я не могу допустить.

- А у вас ученики есть?

- У меня учеников, наверное, половина Бишкека.

- Можно просто прийти к вам и научиться?

Дипломы и награды

- Нет. Раньше мы набирали в цех тех, кто мог хотя бы чуть-чуть вышивать или хотя бы держал иголку с ниткой. Человек у нас находился в учениках около двух месяцев, мы контролировали, правильно ли он все делает, соблюдает ли технологию, учитывает набор цветов. Это важно - не перемешать с европейским цветом или с дунганским. Цвета ведь тоже говорят.

- То есть даже цвета различаются в зависимости от культур?

- Да. У кыргызов цвета более приглушенные, ты как бы смотришь через черную органзу. Они спокойные, не выстреливают яркими цветами, как, например, у дунган. У них цвета яркие, зеленый так зеленый, белый так белый. Прямые очевидные цвета. А у кыргызов по-другому. Может быть, это связано с тем, что кыргызы кочевали с одного места на другое. Вещи, которые они выменивали по Шелковому пути, тоже на что-то меняли, ткани меняли. Мы, кыргызы, не ткали, а покупали или меняли что-нибудь на ткани из Турции, из Китая, из России — круговорот такой был. Цвета могли быть изначально яркими, но пока их везли через горные переходы, в дождь, в снег - они выцветали. И мне очень нравится этот приглушенный цвет, хотя мне как коллекционеру жаль, что люди носили все до дыр, не было вот такого сбережения, как у других народов - чуть поносил, оставил и в сундук сложил и передавал из поколения в поколение. А кыргызы донашивали. Младшие даже не помышляли о новой одежде, все донашивалось и передавалось и потому костюм застать в первоначальном состоянии никак нельзя, только в котором мы его видим сейчас. Я покупала изделия, которые были заплаточками аккуратненько - тык, тык, тык — полностью покрыты.

Также было очень сложно сохранить вещи в кочевых условиях, и одежда с возрастом принимала вот такую благородную окраску. Может быть, оттуда все эти бесподобные цвета, эта приглушенность, изысканность. Хотя может быть и так, что изначально подбирали такие цвета, в общем, до наших дней дошло именно вот это благородство цвета. И мы сейчас вырастили его, пытаемся дальше продвигать и делаем все в этих тонах. Заставить меня вышить ярко-желтым цветом или ярко-зеленым - это нонсенс. Я не смогу, у меня уже есть определенная цветовая гамма, к которой я привыкла, которую видела с молодости, пронесла через годы.

Меня спрашивают, откуда я это беру. Я родилась с этой культурой, видела ее вокруг в сознательное время, когда становилась художником.

- Вы сейчас один из самых серьезных носителей этой культуры, так получается?

- Наверное. Я ее воспроизвожу и оберегаю. И адаптирую. У меня есть коллекция «Восточный базар». Я ее создала, чтобы представить на днях культуры в Узбекистане. Мне хотелось что-нибудь такое ошеломительное придумать. И я применила курак. А он же применялся только в тошоках, в подушках, во всем, что применялось в быту прежде. У меня была огромная коллекция тушкийизов, тошоков из курака, в большинстве своем они уже были старенькие, затрепанные. Соединив куски курака с вышивкой, я сделала юбки, платья, чапаны, рубашки, шапочки, сумки, пиджаки. И повезла на показ в Узбекистан.

- И как?

- Мы произвели фурор. Но хочу сказать, не всем понравилось, были и ярые противники.

- Почему?

- Некоторые женщины говорили мне, какое я имею право искажать назначение курак, мол, он никогда не был в одежде. Даже говорили, что я позволила себе что-то осквернить.

- Это наши так говорили?

- Да, наши. Некоторые кыргызские женщины мне часто говорили, кто я такая, что позволяю себе так применять курак. Динара Чучунбаева, посмотрев эту коллекцию, сказала: «Я знаю историю твоего успеха. Ты делаешь то, что я бы, например, не осмелилась сделать, потому что я знаю, как на это могут посмотреть».

- Но это же, наоборот, хорошо. Искусство модернизирует, выводит на новый уровень старинные ремесла.

- Мне всегда хотелось заниматься только этим, даже на тот сложный период, когда нам привозили Индию. Помните, все эти ужасные кардиганы, индийские вязаные мохеровые свитера, лосины. А я любила кыргызскую одежду, мне хотелось перенести в город те умения и знания кыргызских бабушек, у которых я училась, миром которых я жила. Я хотела, чтобы и в городе с удовольствием носили аутентичную одежду. Город тогда еще не признавал этого. Это понятно. Но я хотела, чтобы не забывались древние искусства, старалась трансформировать их в сегодняшний день. Никто этого еще не делал, только в театре художники на какие-то спектакли. Оставалось вынести в город, чтобы это одевали и каждый день, и на праздники.

- Так и произошло. А как на сегодня раскупаются ваши коллекции при таком буме?

- Да, вполне. Я все время активно применяю этнику, в хорошем смысле, как искусство, преподношу её. Часть псевдокыргызских вещей в Бишкеке - это откровенный кич. Не очень хороший вкус, неправильно подобрана конструкция, неправильно подобран цвет. Просто, лишь бы продать. Нельзя такие вещи называть кыргызскими, но их покупают как кыргызские и считают кыргызскими. Я такое отвергаю всей душой, борюсь с этим, и если спрашивают мое мнение, я открыто об этом говорю.

- А для какой категории населения ваши вещи?

- Для среднего класса.

- Можно к вам вот так просто прийти и заказать?

- Да.

- Чему больше внимания уделяете — декоративной части, узорам или крою?

- Для меня очень важна конструкция. С нее все начинается. Второе — это декор, стараюсь как можно больше насытить свои модели.

- А украшения?

- Я сама делаю ювелирные украшения.

- Из серебра?

- По-разному. Часто использую старинную вышивку, монеты и другие элементы.

- У вас заказывают вещи многие наши знаменитые люди. Я знаю, экс-президент Роза Отунбаева носит ваши вещи.

Встреча у подруги

- Мы от нее черпаем очень хорошую энергетику. Она человек творческий и постоянно идет вперед. С ней очень интересно.

- Вы дружите?

- Мы близки по духу. Можно сказать, она изменила мою жизнь.

- Как это?

- Она появилась на таком этапе моей жизни, когда у меня были некоторые затруднения, происходило переосмысление моих жизненных целей и задач. Мы шили для нее какие-то одежды, наряды и как-то сблизились. Она не так, как все, реагировала и до сих пор реагирует и по поводу политики, и по поводу одежды, и по поводу образования. У нее есть свое удивительное мнение и свой особый подход, она неординарна. Я думаю, что ей очень сложно с обычными людьми, потому что они ее не поймут. Чтобы ее понять, надо немножечко дотягиваться, понимаете?

- А вам было сложно?

С друзьями

- Ну, было сложно поначалу. Я даже не знала, как иной раз вообще, как мне себя вести, что ответить, потому что она переворачивала вот с ног на голову нашу встречу, понимаете? Обычно находишь какие-то контакты, у меня сначала ничего не получалось, я даже была в отчаянии. Думаю, боже мой, когда следующая встреча, вообще как мне ее строить.

Я не понимала ее. Понимаете, вот все с ее стороны вроде бы, все понятно, у нее такой тихий голос, она разговаривает спокойно, а я думаю то, что же такое, почему я не могу ее понять? И в какой-то день я настроила каждую клетку своего организма, как вот, знаете, приемники, на ее волну, отпустила все страхи, думаю, ну, не получится, не получится, ну, не пойму и не пойму. И все. У нас все нормально до сих пор, мы прекрасно контачим, разговариваем легко, общение раскрепощенное, нет никаких моментов, когда, знаете, готовится или задумывается заранее о том, что сказать или не сказать. Общение на одном дыхании, как ручеек беседа идет - спокойно, свободно.

- Вы часто участвуете в показах?

Мастер класс в Италии

- Мы участвуем в неделях моды, ездим в Казахстан, в Китай, в Турцию. Нас приглашают, и мы всегда открыты. Если так совпадает, что и коллекция есть, и время есть, и финансы есть на поездку, то стараемся не упустить возможность показать свою работу. Я одна из первых начала ездить в Москву со своими изделиями. Еще никого из наших даже не было там. Многие удивлялись, у меня же физиономия-то русская. И знаете, люди тогда подходили и спрашивали: «Где делается это чудо, где можно купить, у вас есть магазин, есть сайт?» У нас о сайтах тогда еще даже и не думали. Я отвечала: «Мы из Кыргызстана». У них такой легкий шок сначала.

Когда произошла первая революция, я как раз была на выставке в Москве. Вы знаете, эти события такой ажиотаж вызвали, такой повышенный интерес, все прибежали посмотреть на нас.

- Из-за революции?

- Да. Нас пригласил на выставку по поводу празднования Нооруза дом Востока. Казахи, татары, в общем, те кто празднует Нооруз. Каждому отводился день, и наш день был как раз накануне революции. Не очень было много народу на нашей экспозиции, у казахов было гораздо больше. А когда произошла революция, народ понабежал, дайте на вас посмотреть, кыргызы. Спрашивали: «А что вам не нравится ваш президент?» Мы и не знали, что говорить.

Юбилей у супруга, дочка с подругами

Сами в шоке. После этой выставки должна была быть другая выставка. Билетов нельзя было достать, многие пытались уехать из Бишкека, а я, наоборот, в Бишкек рванула. Мне надо было вернуться, как без меня такие события тут происходят, как мой коллектив, как моя партнерша Чынара?

- А вы до сих пор в партнерстве работаете?

- Многие предрешали крах нашего партнерства раньше. Мы продержались около 8 лет, а потом благополучно расстались. Наш союз был удачным тем, что она научилась много чему у меня, а я у нее. Она экономист. Нам нужен был этот союз, понимаете. То, чего у меня не было - умения организовать, наладить процесс работы, финансовая сторона, распределение денег — я научилась у Чынары. У нее был тоже очень хороший фундамент, потому что у нее творческая семья, в крови кыргызское мастерство. Мы смогли друг с другом поделиться, и каждый из нас с удовольствием это принял.

- А вы никогда не думали уехать в Россию? Хотя бы мысли такие были?

Рождение внучки

- Не было таких мыслей. Хотя, вру, было. Когда второй поток эмигрировал. Уехал мой брат, все мои друзья, все мои знакомые. Очень много близких людей из окружения уехало. Вот тогда такая тоска меня взяла за горло.

Правда дети еще были здесь. Но была такая душевная пустота, что я готова была ехать вслед за ними. А мама сказала, как отрезала: «Я никуда не поеду!» Как я могла бросить маму? Я осталась здесь. Порыв уехать длился недолго, я около полугода еще нудила, но каким-то образом пространство не позволило мне уехать.

После этого вот уже сколько лет не уезжаю. Дети звали: «Мам, может, ты к нам поближе переберешься?» Я говорю: «Ну, может быть, когда-нибудь, когда я буду совсем старая».

- А муж?

- Муж тоже не хочет. Он, кстати, более продвинутый, чем я. Он выучил кыргызский язык.

- Кто у вас в семье кормилец?

- Периодически мы менялись. У нас были хорошие родители - его и мои. Они помогали нам, несмотря на то, что мы уже поженились. Благодаря нашим родителям мы не испытывали особой нужды, была возможность учиться, работать.

- Что для вас ваша работа?

- Я всегда работала с удовольствием, потому что это и было для меня развитием личности и образованием. Для меня это непрекращающийся университет жизни. Экспедиции - вот мое образование. Я не знаю, получила бы я в какой-то художественной школе или даже в художественном институте то образование, которое я получила от народа.

До сих пор я живу этим, до сих пор это является одной из главных частей меня. И всегда будет.

Специально для AKИpress В.Джаманкулова